Станислав Соловьев - Somnambulo

Затем остался лишь старик и капитан императорской армии. Старик лез очень долго. Лез с трудом, его жадно хватали за руки тетки, а сзади подталкивал недовольный капитан, ноги у старика путались, руки старика путались между руками теток, между руками старика путалась его лысая шишковатая голова, а в ногах у него путалась палка, которую он не выпускал из рук. Старик никак не мог залезть. Он срывался, падал на злого капитана, за стеклом водитель бешено ворочал глазами и широко открывал рот, но ничего не было слышно. Видимо, водитель ругался матом и ругался уже давно…

Тут, к изумлению Мартина, на лицо, на волосы, на руки стали падать капли. Пошел дождь. Мартин почему–то поставил сумку прямо в растущую лужу и задрал голову. Он никак не мог понять, что происходит. Это же дождь, да, это дождь… Странно… Этого не может быть… Я сам же хотел, чтоб он шел, но я хотел во сне, а разве так бывает… Разве это не сон?.. Что это за сон такой, когда ясно ощущаешь прохладу дождевых каплей, их мокрую вязь на лице. Вот они текут за шиворот, и с непривычки немного зябко. Кожа покрылась пупырышками. Даже хочется чихнуть… Но это же не сон!.. Нет, это не сон, не бывает таких снов!.. Или?.. Так что это, а?.. Наверное, мы уже подъезжаем к Ненке, — неуверенно думал Мартин, наблюдая муки бессильного старика, — потому и посвежело в вагоне, вот мне и… Но так явственно! Сплю я или нет?.. Что со мною, а?..

Наконец, несчастный старик залез в автобус. Палку свою он все–таки уронил, попытался выйти, чтобы ее подобрать. В автобусе взвыли звериными голосами, полные женские руки требовательно схватили старика за бока, с нежностью прижали к себе. И пока он трепыхался, пытаясь освободиться от внезапных материнских объятий, капитан скрючился, стал шарить рукой по веселым лужам, нашел–таки палку, сердито выпрямил спину, ткнул старику и, видимо заляпавшись, стал торопливо чистится с брезгливостью на лице. Старика поглотили крестьяне с таинственными мешками, и женские руки, протянутые капитану, выглядели похотливо и пошло. Мартин решил проснуться: эти несексуальные руки ввергли его в бездну необъяснимого ужаса. Он затряс головой, но ничего у него не выходило, все оставалось на своих местах…

Ничего не изменилось. Мартин залез, вслед за капитаном, в автобус. Его прижали спиною к твердой и неудобной дверце, все за окнами осветилось, и дергано куда–то перекинулось. Люди стали прыгать, прыгать с сосредоточенными лицами — словно каждый старался подпрыгнуть повыше, удариться головой о железную крышу машины и проснуться. Мартин тоже стал прыгать, и его зубы застучали. Прыгали за окном желтые и черные пятна, змеилась мокрая улица — она стала широкой, она извивалась, резко поворачивалась, топорщилась ежом не горящих фонарных столбов. По твердому стеклу бежало расплавленное стекло, смешивалось в одно целое, искажало формы и расстояния.

Куда мы едем? — удивленно думал Мартин, с трудом дыша, а перед носом болтались пыльные теткины авоськи, и в ребра нещадно колол неожиданно острой палкой взбалмошный старик. — Куда он едет?.. Ведь мне это не снится, совсем не снится… Нет, это все не снится… Сон не может так отчетливо снится, это невозможно, так не бывает… Вон, как дед палкой тычет… Дышать трудно, тут нечем дышать, чем здесь дышать?.. Эта палка, его бы этой палкой!.. Авоськи нюхаю… Так значит, мне это не снится! Все происходит на самом деле! Значит, все, что произошло со мной… — тут мысли закричали не своим голосом у него в голове, они разорвали голову на мелкие ломкие кусочки. Ему стало страшно, страх начал душить его. Мартин начал задыхаться. Его язык вывалился из–за рта и превратился в колючее полено, вместо авосек вздымались серые горы, что грозили упасть на Мартина, и засыпать с головою, а палка… Палки не было, вместо нее угрожающе торчало старинное копье, оно больно врезалось между ребер, хищно рвало кожу и хотело туда, где мокро, где податливо мягко и неприятно тепло.

Автобус медленно трансформировался в запаянный катафалк, и вот уже на месте водителя сидел никакой не водитель — это гробовщик сидел там. Он радовался скорой работе, коварно таращил глаза, почему–то вертел лопатой и эта лопата была круглой, пластмассовой. Гробовщик удивительно стал походить лицом на Хуана Тонтоса — вдруг раздулся во все стороны, заполнил своим рыхлым телом всю водительскую кабинку, его жидкие щупальца рук потекли к Мартину. От увиденного Мартин нестерпимо захотел выйти — больше всего на свете, немедленно, прямо сейчас. Выйти и бежать, бежать… Ведь это правда, — мелькало ослепительными огнями в его мозгах, — что я наговорил, Божественный Сновидец, я донес — сам на себя!.. Нужно что–то делать!.. Я, как всегда, не знаю, что нужно делать… Что?!!..