Дмитрий Лукин - Цветник доктора Измайлова

Свидание закончилось.

– А вы тоже грязные гадости про нас напишете? – настороженно спросила она.

– Честно говоря, не планировал. Откуда такое беспокойство?

– Все пишут.

– Грязные гадости?

– В последней статье такое было: «Старый развратник на государственные деньги завел себе шикарный цветник и ни в чем себе не отказывает». Разве это…

Я прыснул. Сдержать смех не получилось. Прорвало. Пришлось закрыть рот ладонью, чтобы хоть как-то соблюсти приличия.

– «Шикарный цветник» – это сильно. Ха-ха. Тут я коллегу понимаю. Извините. Ха-ха! – И снова меня накрыл приступ смеха. – Вот так вот сидел, пил чай с плюшками, ха-ха, и потом гадости написал?

– Чай не пил! Предлагали – отказался! Спросил чего-нибудь погорячее. А мы такого добра не держим! Журналист обиделся. Ходил тут, всюду нос совал, вопросы скользкие задавал. В основном личного характера. Досугом нашим интересовался. Хотел узнать, в какие клубы ходим, рестораны, театры, какие мальчики нам нравятся, какой алкоголь предпочитаем.

– И в мониторы пальцем тыкал?

– Тут вы первый. До такого еще никто не додумался. Вы самый умный!

– Обиделась, Ир?

– Нет – обрадовалась до глубины души!

– Кстати, про досуг! Вы такая нервная, оттого что много работаете. Вам бы передохнуть, отвлечься. Бывали в Театре на Таганке? У них премьера в следующую субботу. Мне дали приглашение на два лица. Буду писать рецензию. Давайте вместе сходим!

– Так я еще и нервная? Давай-ка ты лучше безо всякого театра встанешь и уйдешь отсюда!

– Ну… Можно и так. Добрая ты красивее.

– Все! Кончилось мое терпение! Хватит с меня извращенцев! Руки в ноги – и на выход! От одних убежала, так другие сюда лезут!

– Спасибо за ройбуш, Ира. И за плюшки. Было очень вкусно. Пирожок с тунцом чудо как хорош!

– Топай, топай, театрал. Беги до самой Таганки. Сам вычислишь кратчайший путь или помочь с расчетами?

Подошла вплотную. Еще доля секунды – и придется ее обнять. Я попятился, придерживая фотоаппарат.

Так меня и отконвоировали спиной вперед через коридорчик прямо в операционный зал. Ира продолжила обвинительную речь и здесь:

– Заруби себе на носу: красиво отремонтированный институт – это не клумба, доброе отношение начальства – это не удобрение, а красивые ученые – это не цветочки! Мы – не растения!

Какие образы! Хоть сейчас на бумагу! Я восторженно захлопал ресницами.

– Чего пялишься?

Бедра уперлись в боковину дивана – и я плюхнулся задом на мягкое. Ногами кверху. Тапочки улетели, но фотоаппарат удалось сберечь.

Научная деятельность в операционном зале резко остановилась. Девушки все внимание переключили на меня. Оно того стоило. Не каждый день увидишь, как журналист центральной газеты летает вверх тормашками. Я отыскал тапочки, обулся и как ни в чем не бывало снова сел на диванчик.

Ситуация, скажем так, пикантная.

Ей-богу, лучше бы бронежилет – и на передовую.

Споткнуться – не грех, главное – человеком подняться. Вроде бы удалось: искушение преодолел, на провокацию не поддался. Девчонки смотрели на меня, раскрыв рты. Это непорядок. Мне их жалости не нужно, пусть для другого случая приберегут. Чтобы разрядить ситуацию, я запел:

Сработало! Девчонки оттаяли и заулыбались. А Ира… Ира решила продолжить начатое. Отступать ей было некуда. Нельзя выплеснуть душу наполовину. Сорвало кран – любуйся фонтаном. Пришлось огрести сразу за всех собратьев по перу. Где-то я ее даже понимал. Ходят тут всякие из желтой прессы! Работать мешают! Лезут в душу с бестактными вопросами, потом статейки гадостные публикуют – и превращаешься ты из ученого в шалаву. Терпишь, терпишь… Обида накапливается, накапливается… Вроде бы уже привыкла, притерпелась. И вдруг – на тебе, получи! Из центральной газеты очередной репортер является. С виду – вполне адекватный. Не дурак. Разговорились, даже искорки какие-то пробежали, симпатия возникла. Девочка успокоилась, чаем гостя напоила, пирожком с плюшкой накормила, раскрыла душу, поделилась горем. В ответ – лошадиное ржание. Нежданчик! Сколько ж можно терпеть? Затянувшаяся рана открылась, и девочка сорвалась.

Ира подошла ко мне вплотную, глубоко вдохнула, открыла было рот для очередной тирады и вдруг так настороженно, почти шепотом спрашивает:

– Это что у вас красное мигает?

Я аж выдохнул. Думал, что-то серьезное случилось.