Галина Шляхова - Сын своего века

– Как удобно, собственные ключи открывают массу перспектив для нецелевого использования помещений, – многозначительно подмигнул Феликс, заставив племянника покраснеть.

– Если тебе повезёт, – с мягкой улыбкой обратился к брату жены Джон, – помимо красот звёздного неба ты засвидетельствуешь там своё почтение и образцу земной красоты по имени Маргарита.

***

– Хоть астрономия и входит в плеяду точных наук, сдаётся мне, практикующие её, несмотря на всякие ваши схемы и подсчёты, не так уж сухи и прагматичны. Звёзды, как ни крути, располагают к романтике, лирике, философии… – резонёрствовал Феликс, отходя от подзорной трубы. – Ты за собой не замечал пока таких склонностей?

– Пожалуй, слегка. Космос побуждает меня думать о вечности, и порой мою голову посещают специфические мысли. Например, мне странно, почему для измерения расстояния используются световые годы, месяцы, недели – словом, наименования, подходящие скорее единицам времени, а не длины. Озадачивает меня и то, что отсчитываем течение дней и лет мы на основании вращения Земли. То есть время в традиционном понимании – это чисто субъективная категория нашей планеты с её оборотами вокруг своей оси и Солнца. Получается, что если бы можно было отстраниться и рассматривать Землю извне, с позиции Вселенной, легко выбрать любую точку на поверхности и любой круг её цикличного обращения, сделав возможными как телепортацию в пространстве, так и путешествия в прошлое или будущее, – Генрих запнулся. – Звучит это, скорее всего, сумбурно и незрело, у меня нет чётко оформленной схемы, пока интуитивные намётки. Но мне смутно кажется, что создать машину времени, которая упоминается только в художественных книгах, на самом деле не так уж сложно.

С одной стороны, Генрих стеснялся говорить о своих теориях, понимая, что ещё не достаточно выносил и развил их, чтоб они могли претендовать на серьёзный предмет обсуждения. С другой же стороны, его неукоснительно тянуло возвращаться к беспокоившей его теме изобретения фантастической машины, вокруг которой не первый год вертелись его идеи.

– Однажды я уже слышал похожую концепцию, – ответил на речь студента Феликс. – Был у меня один знакомый, который мнил себя на грани открытия приспособления для путешествий во времени. Правда, он изучал не астрономию, а физику, если конкретнее, квантовую механику. Отталкиваясь от многомировой интерпретации Вселенной, он всё разрабатывал разные версии измерения реальности и в итоге сформулировал собственную весьма оригинальную гипотезу.

– Как интересно, – оживился Генрих. – Что это за учёный? Можно ли мне как-то с ним связаться?

– Увы, ты опоздал всего на несколько дней, он умер в начале недели. Это профессор Бродячий, твоя мама как раз к нему на похороны ездила. Она ведь вплотную соприкасалась с его опытами.

– Кто, мама?! – Генрих в недоумении вытаращил глаза. – Каким образом она могла участвовать в опытах по квантовой физике, она же ни капли в этом не разбирается! Когда я ей всего лишь из школьной программы пытался объяснить некоторые казавшиеся мне любопытными вещи, она отмахивалась от меня со словами, что её «гуманитарный мозг не восприимчив к подобной информации».

– Так и есть, – рассмеялся Феликс, узнав в передразнивании племянника интонации Жанны. – В научную подоплёку она не вникала, да это и не требовалось. Бродячий пригласил её к себе в лабораторию в качестве историка. Ведь посылать в прошлое разумно человека, который хотя бы сумеет в нём сориентироваться.

Рассказ дяди напомнил Генриху один эпизод, имевший место несколько лет назад. Он тогда ещё учился в восьмом классе и, читая какой-то параграф в учебнике, неожиданно вдохновился на дерзновенный проект путешествий во времени. Эта мысль, впоследствии так и не покидавшая его, тогда виделась ему настолько свежей и потрясающей, что он поспешил поделиться ей с матерью.

– Ты бы ещё велосипед решил изобрести, – пробормотала она, взглянув через плечо на размашистые каракули школьника.

Он тогда не получил от неё объяснения той странной фразе. Теперь же новость о её сношениях с другим разработчиком машины времени пролила свет на такую реакцию.

– А как они вообще пересеклись? Что общего у неё с учёным профессором?

– Бродячий был отцом Эдуарда, одного из их неразлучной студенческой компании.

– Той компании, которую я как-то видел у тебя на фото? Они все учились вместе?

– Не совсем. Джон приехал поступать в Москву на факультет французского языка и регионоведения, где он познакомился с твоей мамой на первой же лекции. Диана же была студенткой отделения журналистики, но они с Жанной обе занимались танцами, только первая восточными, а вторая классической хореографией, и начало их общению положила совместная подготовка к постановке общеуниверситетского мюзикла. Вскоре они сделались лучшими подругами, и Диана привела в их компанию Эдуарда, с которым на тот момент они встречались уже дольше года и собирались пожениться. Сам же он, последовав примеру отца, посещал технический институт и по учёбе со своими друзьями-гуманитариями никак не пересекался.