Галина Шляхова - Сын своего века

Один из студентов, тоже претендовавший возглавить научное общество, как-то попытался пожаловаться руководству института, что нынешний председатель злоупотребляет своими привилегиями, используя университетские помещения для свиданий с девушкой. Но ректор рассудил не в пользу доносчика: «В наши дни энтузиазм и неподдельный интерес к науке большая редкость, и я не вижу никого другого, кто взялся бы с подобной энергией координировать деятельность общества. Мне внушает доверие и уважение страсть Гены к астрономии, даже если она соседствует в его сердце со страстью к Рите».

На самом деле полное имя юноши было не Геннадий, а Генрих, но он предпочитал не акцентировать на этом внимание окружающих и обычно представлялся усечённой формой. Рита, когда ей стало известно, что у её парня французские корни по мужской линии и отец, следуя давней семейной традиции, назвал его на иностранный манер, удивилась, почему он избегал упоминать о своём происхождении.

– Понимаешь, Jonathan, Henri – это звучит красиво, но когда имена в любом случае адаптированы под российский паспорт и произносятся в быту как Джон или Генрих, они утрачивают всякий шарм, зато от них веет неуместным заграничным пафосом. Да и потом, я ведь почти ничего не унаследовал от своей исторической родины и даже язык её учу крайне неохотно, только ради того, чтоб не обижать отца.

В отличие от Джона, который, хотя и жил в России с младенчества, знал язык своих предков в совершенстве, его сын действительно весьма плохо говорил по-французски. В этом смысле он составлял в своей семье исключение: по материнской линии в его роду преобладали коренные москвичи, однако Жанна была знатоком франкофонной культуры и лингвистики. Она и со своим мужем познакомилась на факультете регионоведения, где оба получали образование. Но от ребёнка они не требовали ступать по их стопам, и лояльно предоставили ему самому выбирать себе увлечения. Пользуясь этим правом, он забросил гуманитарные дисциплины, отдав предпочтение астрономии, и интегрировался в русскоязычную среду, деликатно предоставив называть себя Геной во избежание лишних расспросов.

Впрочем, Рите было не важно, под каким именем её любимый числился в документах, сама она величала его Принцем. Он не интересовался почему, да она и не смогла бы внятно объяснить: просто сразу после знакомства ей показалось, что эта кличка идеально подходила ему, и она машинально начала обращаться к нему так. Ему же это чудачество определённо нравилось.

– Родители не сердятся, что ты последнюю неделю сутками пропадаешь здесь?

Рита присела на край стола и принялась вертеть в руках толстую тетрадь, исписанную закорючками загадочных для неё формул.

– Я же не по подворотням слоняюсь, а занят наукой, это уважительный и благородный предлог, даже если порой я прикрываюсь им, чтоб подольше побыть с тобой, – весело отозвался на её вопрос Генрих.

– Безусловно, но ты всё же почти не бываешь дома…

– Мама на несколько дней уехала в столицу на похороны какого-то своего старого друга. А с отцом, ты же знаешь, мы в любом случае мало общаемся.

Когда Принц представил её своим родственникам, Рита с изумлением отметила, что папа и сын называли друг друга на «Вы». Генрих сослался на отголоски французских порядков. И хотя девушка никогда не слышала, чтоб у французов было принято поддерживать официальный тон внутри семьи, перечить она не стала. А сам Принц, привыкнув к такому формату общения, уже и не помнил, какие неудобства это доставляло ему в детстве. Видя, что между собой родители говорили друг другу «ты», да и к нему мать обращалась так же, ребёнок постоянно путался, как следовало отвечать отцу. Никто не ругал его, когда он сбивался и звал Джона по-разному. Но сам мальчик ощущал неестественность в обоих случаях: ему одинаково неверным казалось и употреблять «вы» в кругу ближайших родственников, и адресовать «ты» взрослому, который к нему, дошкольнику, обращался с формальной почтительностью. Только к восьми годам он наконец приучил себя подыгрывать отцу в выбранном тем этикете.

За весь разговор Генрих ни разу не обернулся, всецело поглощённый своими наблюдениями. Рита привыкла, что оторвать любимого от телескопа стоило немалых трудов. Когда он впервые пригласил её в обсерваторию, она подумала, что более романтичной обстановки свидания трудно себе представить: что может быть чудесней, чем наедине со своей второй половинкой любоваться куполом вечернего неба. Но вскоре ей предстояло убедиться, что Принц полон сюрпризов. Подзорная труба, оптические приборы и талмуды с описанием активности планет и светил интересовали его больше, чем живая красивая девушка. Впрочем, проницательная и снисходительная к его чудачествам, Рита не обижалась на такое пренебрежение. Она быстро оценила, насколько важное доверие оказывает он ей, допуская присутствовать при его занятиях и часами излагая перед ней свои научные гипотезы.