Даниил Кислевский - Первый год. Чужая эра

Старшина с характерным хрустом открыл кофр и выложил на стол его содержимое – небольшую тактическую видеокамеру, микрофон, компактный жесткий диск с цифровым дисплеем.

– Это видеокамера, – посмотрев на старшину, констатировал Орех.

– Да, камера. У нас таких мало, это зарубежная. Очень хорошая. Закупалась для ФСБ, как я понял. Теперь такие еще нескоро делать будут.

Старшина, аккуратно подняв, повертел камеру в пальцах, со всех сторон ее разглядывая.

– Тебе задача – ее включить и все документировать. Вот к ней инструкция, – перед Орехом на стол легли несколько листов распечатанного текста.

– Прикрепишь себе на голову, тут вот ободок есть, как у датчиков наших, и все.

– А меня по ней не найдут, товарищ старшина? – спросил Орех, мельком взглянув на инструкцию и убрав ее в карман.

– В центре говорят, что нет. Приказ ясен? Снимай все-все. Даже как ты ссышь снимай, пусть порадуются. Тут вот она еще и звук вроде пишет. Будешь как этот… – старшина замахал в воздухе рукой, силясь вспомнить, – блогер!

Он явно был в восторге от прибора. Орех как-то занервничал. Нельзя сказать, что идея ходить и снимать его сильно смущала, но почему-то ему стало не по себе.

– А зачем это, товарищ старшина?

Старшина закурил, жестом предложил Ореху. Тот никак не отреагировал. Старшину это явно разозлило, и, повысив голос, он ответил:

– А мне почем знать, Незнамов. Сказано – значит делаем. Может, они кино хотят посмотреть. Скучно им там, может. Не наше дело. Приказ есть приказ! Свободен! И не проеби аппаратуру – она денег стоит!

Орех вышел из каюты и мысленно усмехнулся. Денег. Сколько слов осталось с того времени, бессмысленных теперь, но въевшихся в язык. Каких денег мог стоить этот аппарат сейчас? Пары каких-нибудь услуг? Упаковки или ящика лекарств? Надежного автомата? Теперь у человечества была одна валюта на всех, универсальная, понятная на любом языке – жадность. Ей теперь можно было оценивать любой товар – от сигареты до вертолета.

По внутреннему каналу сообщили, что несмотря на внезапно спавшую воду, до места они дойдут через полчаса. Чтобы чем-то занять себя, Орех еще раз проверил свое снаряжение, и наконец его настроение слегка улучшилось. Уж чего-чего, а экипировки для него, отправляя на «Циклоп», не пожалели. Надежный, «элитный» А-91, шесть магазинов, «Грач» с поношенным уже, но пока еще рабочим глушителем и тремя дополнительными магазинами, пистолет-транквилизатор из зоопарка, три светошумовые и две боевые гранаты, планшет, веревка с карабинами, качественная разгрузка – настоящие, по нынешним временам, сокровища. Ожившая мальчишеская тяга к подобным игрушкам заставила Ореха улыбнуться. Упаковав все обратно, он заметил, что на столе осталась лежать выпавшая из бокового кармана рюкзака копия его характеристики, которую он предъявлял при подъеме на борт.

«Исполнительный, спокойный, уравновешенный. Четко следует приказам…» Орех вскользь выхватил взглядом несколько слов из текста, убирая помятый лист в стол.

Таким его теперь считали старшие чины на «Циклопе». Ознакомившись с характеристикой от СБР, они даже от Ореха не скрывали своей радости. После Коллапса любой, кто умел держать в руках оружие, был ценен. А если он еще и служил в ВДВ, имел хорошую характеристику от МЧС или от ее правопреемницы – СБР, то такому человеку цены и вовсе не было.

Однако если бы новое руководство Ореха рассказало о такой характеристике его бывшим армейским начальникам, те бы долго хохотали. Орех всегда слыл непослушным, наглым, даже инфантильным бойцом, готовым оспаривать приказы, делать все по-своему и ходить по краю, обитателем «губы». Виктора Незнамова считали человеком, который в любой момент может запросто выкинуть что-то, чего от него никто не ожидает. Такие из армии уходят либо в госпитали, обгоревшие оттого, что упирали гранатомет в стену для усиления выстрела, либо в тюрьмы за убийство сослуживца. Незнамов всегда действовал словно бы на спор, и, разумеется, многим это не нравилось.

Даже в армию в свое время, еще до Коллапса, Орех пошел, словно пытаясь что-то доказать. Родные и друзья его были крайне удивлены этим решением. Все знали о его любви к внезапным выходкам – но бросить учебу и пойти служить… Это казалось слишком даже для Виктора. А он пошел – просто чтобы посмотреть, сможет или нет. И смог. Попал в ВДВ, выдержал первые полгода попыток его сломать и поменять, да так и остался очень странным солдатом. Он вел себя так, словно служба для него была забавой, не больше. Ему постоянно вменяли в вину самодеятельность, инфантильность (хотя, конечно, не этими словами старшие чины отчитывали бойца), обвиняли в том, что он относится к службе как к развлечению. Но толку не было ни от обвинений, ни от взысканий, ни от побоев. Как была для Незнамова служба всего лишь еще одной проверкой себя на прочность, так и осталась.