Даниил Кислевский - Первый год. Чужая эра

Впрочем, Ореху в армии даже в чем-то понравилось, хотя наскучило куда раньше окончания службы. Отслужив, он никогда к своим армейским традициям не возвращался, китель и форму в августе не надевал, не пил с сослуживцами, не плескался в фонтанах. Даже дембельского альбома у него не было. Отслужил, проверил себя – и словно забыл. Забыл надолго, до самой катастрофы.

Но это было раньше.

Орех вытащил видеокамеру, оглядел её и закрепил над левым ухом.

Прилагавшийся планшет выдавал изображение, которое, впрочем, под лампочкой каюты было видно плохо. Орех покопался в настройках – функционал был хорош. Высокая четкость, стабилизатор, режим съемки в темноте. Какая-то военная версия экстремальной камеры. Выключив прибор, Орех сел на стул и закрыл глаза. Снова накатило желание спать, но откуда-то из глубины пришла тревога, и сон не шел. Ему совсем не нравилась эта затея с камерой. Интересно, кто это придумал? Руководство СБР? Или люди из института? А самое главное – зачем? Не может же быть, чтобы СБР решило его, Незнамова, проверить? Спустя почти год? Вряд ли…

Чтобы прогнать тревожные мысли, Орех вышел на палубу и снова огляделся. Окинув взглядом корабль, он поймал себя на мысли, что любуется им так же, как и своим снаряжением – со странным мальчишеским восхищением. Все-таки судно, модернизированное и будто голливудским режиссером превращенное в настоящую декорацию для кино про мрачное будущее, при всем отвращении Ореха к качке, ему нравилось.

«Циклопом» назывался переоборудованный под экстренные нужды теплоход «М. Ю. Лермонтов». Такое прозвище дали ему бойцы СБР и рейдеры за огромный мощный прожектор, установленный на носу. Особенно эффектным выглядело появление «Циклопа» из туманов – низкого, мрачного, с пулеметными гнездами по бортам, ощетинившегося против всех и вся.

Сейчас «Циклоп» был самым мощным из переоборудованных гражданских судов, находившихся в распоряжении Железного города. Поддерживая наспех созданную безголосой пропагандой суровую репутацию Железногорска, «Циклоп» был обшит броней, снаряжен оружием и укомплектован небольшой, но отлично обученной (по сравнению со многими другими мобильными единицами) командой. Судно регулярно выполняло длительные рейсы по Енисею вплоть до разрушенной ГЭС, разведывая, торгуя, посылая группы для контактов с другими местами, в которых обитали люди, и изредка увозя этих людей к местам, откуда их доводили до Железного города. Его экипаж по праву называл «Циклоп» кораблем, обижаясь на слово «судно» и грубо шутя про то, что судно у сказавшего – под кроватью. Могучий теплоход был одним из немногих символов оставшейся цивилизации. А значит – и частью идеи о том, что все еще может стать хорошо.

КПК на запястье трижды провибрировал. Значит – гасим свет, глушим звук. Подходим к берегу.

Орех схватил вещи и вышел на корму. Четверо матросов и двое его сослуживцев, экипированные далеко не так эффектно, подготавливали резиновую лодку к спуску. Берег был совсем близко. Орех довольно долго изучал старую распечатку карты «со спутника» (хотя в уголке мятой страницы постыдно мелькал известный в прошлом логотип одного из интернет-поисковиков) и все равно не мог понять, где они причаливают. Всматриваясь в туман, чтобы хоть как-то сориентироваться, он увидел вдалеке силуэты покореженного, деформированного моста, значившегося на картах «Октябрьским». Яснее ему стало ненамного. Он отошел назад, оглядываясь в поисках места, куда можно было суеверно присесть.

Часть дощатой палубы на корме занимала клетка, больше похожая на гроб. На двух висячих замках, узкая, она слегка торчала из-под брезента. Ореху вновь стало не по себе. Именно из-за этой клетки ему сейчас придется идти в почти незнакомый, мертвый город. Точнее, из-за того, кто должен был в ней оказаться.

Неделю назад институт сделал запрос на поиск и отлов. Обычно это означало, что все возможные эксперименты и тесты над предыдущими пойманными подопытными завершены, объекты устранены, особых результатов не получено. Об институте ходили разные мрачные слухи – об испытании нового оружия, об экспериментах по контролю над сознанием, о маньяках-врачах в окровавленных фартуках, оживляющих трупы. Наличие так называемого «китайского корпуса» – блока ученых, вроде как бежавших на транспортном самолете из КНР и волею судеб занесенных в Сибирь, – только добавляло мрачной интриги. Но, подобно подопытным, эти слухи так же быстро исчезали, как и появлялись. Институт со своей мрачной репутацией умудрился запустить фармакологическое производство – за это ему были бы готовы простить и большее, нежели просто слухи.