Владимир Заяц - Земля необетованная

Помаленьку стали сходиться старейшины фаланг. Первым пришел старейшина фаланги излученцев. Он кивнул, прошел к столу и сел, подперев рукой массивную голову. Мэртилли знал, что если его не побеспокоить, старейшина просидит в такой позе до конца совещания.

Потом почти одновременно пришли старейшины фаланги телепатчиков и фаланги обеспеченцев. Они были очень похожи - оба сухощавые, нервные, подвижные. Люди из других поселков их часто путали, и тогда старейшина телепатчиков очень обижался.

Последним приплелся Саргир. Его и на этот раз никто не приглашал. Он всегда приходил сам. Он приходил и начинал разглагольствовать по любому поводу. И тогда самый ясный вопрос становился туманным и запутанным. И надо ему отдать должное: умел старый софист очаровывать своими пустопорожними рассуждениями. Последнее его рассуждение было о том, что лучшее для истинного гражданина: бессознательная храбрость или осознанная смелость? А до этого Саргир высказал нелепейшую мысль. Он утверждал, что изначально существовала во Вселенной живая и неживая материя. И та, и другая развивается, следуя своим специфическим законам. Итог развития неживой материи - Галактика современной структуры. А итог развития материи живой биосфера. А венчал этот философический кунштюк дичайший вывод: нарушения в биосфере аналогичны заболеваниям отдельного организма. И человек, исходя из этого, не царь природы и не вершина творения, а раковая опухоль, разъедающая биосферу.

Саргир заходить в избу не соизволил, а устроился возле открытой форточки снаружи. Все знали, что сделал он это для пущей оригинальности и для того, чтобы с большей неожиданностью врываться в беседу со стороны.

Саргира никто и словом не задел. И не ради него самого. За дедом бледной восторженной тенью пришел внучок Елисей - робкий мечтательный мальчонка лет десяти. Дед для него был олицетворением высшей мудрости.

Пришла в полном составе "лекарская когорта". И состояла она всего-то из трех человек: из самого Эскопеда и двух помощников - нагловатых молодых людей в грязных халатах. Эскопед был чрезмерно полным, лицо его тонуло в толстых щеках. Дышал он тяжело, со свистом. Живот мирно покоился на коленях и, казалось, дремал вместе со своим вечно дремлющим хозяином.

Выслали караульных, чтобы оградить совещание от посторонних.

Встал Наблюдатель, повел бородой. Посмотрел на Эскопеда и нахмурился. Того растолкали и попросили не храпеть. Эскопед важно покивал, тут же заснул и захрапел снова.

Наблюдатель доложил о результатах похода. Рассказал о странном поведении "тюленей", о нападении недомерков. Совещание разом зашумело недомерки изрядно поднадоели всем. А особенно фаланге обеспеченнее и охотникам. Эскопед от шума проснулся и принялся слушать. Обеспеченны орали, что недомерки загрызли двух круторогов. Прямо в стойле. И вообще обнаглели. Охотники бурчали, что вся дичь из-за этой мерзости ушла неизвестно куда. Старейшина обеспеченцев сообщил, что те - он показал рукой вверх синтетической продукции выделяют явно недостаточно и что если охотники не станут приносить нужное количество дичи, то он за сбалансированный рацион не отвечает. Эскопед засипел, захрипел, закашлялся и, наконец, нашелся, заявив, что недоедание - это плохо.

- Какие будут предложения? - спросил Наблюдатель.

Воцарилось молчание.

- Может, облава? - неуверенно предложил один из охотников.

Остальные охотники на него зашикали. В форточку ввинтилась Саргирова голова.

- Да вы погодите! Вы послушайте, что Елька рассказывает!

Всех так поразило, что Саргир говорит нормальным человеческим слогом, что никто не стал возражать.

Ввели в избу упирающегося Елисея. Он, потупясь, молчал, а уши его светились в полумраке избы, как два рубиновых фонаря. Наблюдатель пообещал прокатить Ельку на терне, а вошедший следом дед угрожал отлучением от книг. В конце концов ребенка удалось разговорить. И вот что он поведал.

Вышел как-то Елька за деревню. Время к вечеру шло, но еще видно было. Самый чуток Елисей за Предел вышел. Он и не думал запреты нарушать. Оно само так получилось. Там птички красивые зелененькие порхают. А в ручейки рыбки серебристыми бочками посверкивают. Очень все красиво. Шел Елька и пел.

И тут кустарники зашевелились, раздвинулись и вышли два недомерка. Смело вышли, не скрываясь. Понимали, что перед ними ребенок. Елька рассматривал их с интересом, без страха. Они ему даже понравились. Вдруг он почувствовал, что недомерки с ним будто разговаривают. Без слов, но говорят. И от этого очень щекотно где-то в глубине головы.