Генерал сложил газету, взглянул на дату: 29 августа 1941 года. А сегодня какое число? Да. 8 сентября. Он усмехнулся – совсем свежий номер. Райх знал, что между страницами газеты есть ещё один документ, но он не хотел его читать вновь, не хотел видеть чисто исполненные подписи, печати. Он помнил этот документ наизусть:
Для освещения в прессе событий Берлинской операции включить в состав зарубежной корреспондентской группы специального корреспондента газеты «Правда»
Темникова Ф. Г.
С.А.Лозовский заместитель наркома иностранных дел
Райх наполнил вторую рюмку, выпил и наполнил вновь. Он поднес рюмку к губам, но пить не стал. Шлёпнул её донышком на стол так, что водка брызнула на «шапку» газеты, набранную остроконечным готическим шрифтом. Бригаденфюрер ослабил ворот мундира, затем подошёл к окну и кулаком выбил форточку наружу, которая почему-то здесь была без петель и еле держалась на раме окна. Послышался звон разбитого стекла, прохладный ветер и залетевшие в окно капли дождя освежили разгорячённую голову генерала.
Светало, однако вместе с холодным дождём на город опустился туман. Он наполнял улицы, льнул к кустам и деревьям. Время тянулось, словно безнадёжно застряло в воронке песочных часов. Райх пододвинул кресло к окну, взял со стола рюмку, поставил её на подлокотник, сам устроился в кресле, надеясь забыться хоть на несколько минут.
Он увидел своего отца или просто вспоминал о нём, закрыв глаза, видел себя в пивной вместе с ним. Отец разговаривал с кем-то
о кайзере, о величии германской империи, а Франц ел сосиски и, как взрослый, пил пиво. То было трудное время. В стране бушевала инфляция, безработица стала обычным явлением. В крупных городах Германии, а затем повсеместно появились чёрные рынки. Франц стал спекулянтом. По стране прокатились демонстрации. Демонстранты требовали передачу власти Гитлеру. Однажды на открытом митинге он увидел фюрера, услышал его гневную речь и понял, что ему надо делать. Фюрер говорил о задачах, стоящих перед немецкой нацией: уничтожить коммунистов, социал-демократов и евреев, расширить жизненное пространство Германии. Франц понял – вместо прогнившей республики нужна диктатура национал-социализма. С этого дня он стал считать себя членом нацистской организации.
Райх очнулся от резкого звука. На полу лежала разбитая рюмка, он смахнул её с подлокотника локтем. Генерал взглянул на часы – четверть шестого. Он спал тридцать минут. В это время до его слуха донёсся гул моторов. Франц прислушался: «Наши. У русских бомбовозов монотонный звук на одной ноте». Он глубоко вздохнул, мысли потекли на этот раз по иному руслу, к началу войны, к 39-му году: Европа, события в Польше и, наконец, роковое начало двухмесячной давности. Но почему же роковое? Наши армии успешно продвигаются к Москве. Да, многие генералы и фельдмаршалы тогда не поняли и не одобрили фюрера. Начинать осуществление плана «Барбаросса» было преждевременным решением. Когда Райх узнал об этом, он испытал противоречивые чувства. Впервые за долгие годы он подумал не о судьбе Германии, а о своей собственной. В войне е Россией ему виделось нечто большее, чем обычное противоборство двух стратегических сил. С Россией нельзя воевать наспех, как бы между прочим, не закончив военных действий на западе. Война на два фронта – это абсурд. Но фюрер велик. Ему одному виднее то, что не смогли они разглядеть все вместе. Очевидно, войны было не избежать. Советские генералы тоже не сидели сложа руки. Накануне войны в западных районах Жуков и Берия словно специально построили дороги для германской армии. Они вовсе не похожи на рокады вдоль предполагаемой линии фронта – обычные добротные дороги с востока на запад или с запада на восток. Разницы нет. А сколько в наши руки перешло строительных материалов, разборных мостов. Странные русские. Они не готовились к обороне? К чему-то они готовились? Наши самолёты беспрепятственно рассматривали их позиции с воздуха, и их никто не сбивал. Никто не жаловался – нарушаете границу. Впрочем, их самолёты над нашей территорией тоже не трогали. А когда в июне начались военные действия, Гудериан успешно переправился через Буг. Мосты были не заминированы. 4-ю и 10-ю русские армии он без потерь расстрелял в упор, после чего спокойно направился к Минску. Да, трудно понимать чужой народ. Война вот-вот начнётся, а у них нет системы самозащиты: дороги не разрушены, не затоплены, не заминированы; полоса обеспечения уничтожена; мосты на Даугаве, Березине, Немане, Припяти не взорваны? Даже укреплённые районы на старой границе ликвидированы? Что это? Преступная халатность русских? Досадный просчёт? Или, может быть, чудовищная ловушка Сталина? Фу-у! Варварство.
Читать дальше