Олег Никитин - Стеклянная пыль

На зов баронета явился какой-то растрепанный тип и хмуро принял заказ на скромную трапезу. Мы расположились в боковой комнатушке, относительно теплой и сухой, и закусили сыром с молоком и копченой рыбой, заедая все это свежим хлебом.

— Кстати, Людвиг, — сказал я, осушив бокальчик кислого вина, — тут должен был проходить один известный человек в медной каске по имени Тан. Возможно, жутко грязный.

Мне показалось, что Кашон ожидал этот вопрос, но на его подвижной физиономии все же промелькнул испуг, тут же сменившийся благодушным безразличием. Зубы выступили в понимающей ухмылке.

— Да, проходил тут такой пару дней назад. А в чем дело?

— Не прикидывайся, любезный, — вступила Геша. — И я не поверю, будто он угрожал тебе каким-то неведомым оружием, извергающим стрелы.

— Как ты догадалась? — Кашон едва не поперхнулся своей кислятиной.

— Ха-ха! — отвечала Агнесса.

— Не ссорьтесь, друзья, — призвал я собеседников. — Расскажи-ка мне, Людвиг, все по порядку.

— Он пришел под вечер третьего дня, первым делом отнял у меня Призму и выкачал из нее почти всю энергию. Потом залез в море и плескался там до посинения, сожрал и присвоил кучу моих припасов и разбил мою единственную ценную вазу, которую я как раз собирался свезти в ломбард. Переночевал и ушел.

— Разумеется, не сказав куда?

— Само собой. Еще он пытался утверждать, что теперь ему не страшны ни Вольдемар, ни его адепты. Это было возмутительно.

— Еще бы, — зловеще буркнула Геша.

Вероятно, следуя примеру всех путников, забредающих во владения Кашона, мы отправились к морю и плюхнулись в его прохладные глубины. Баронет скрепя сердце выдал на всех кусок вонючего мыла местного производства, сокрушаясь, что купальщики вечно портят ему рыбалку.

Когда я выбрался из волн, от меня несло соленой водой и ветром странствий как от какой-нибудь баронетовой рыбы. Девушки повеселели, Геша ушла в комнату, видимо, описывать сцену совращения в зарослях, а Паву увел куда-то вежливый Кашон. Я задремал было в кресле, но был разбужен возгласами Павы, спешащей ко мне из недр замка. Ее внешний вид поразил меня в самое сердце: грубоватые шкуры заменило нежно-голубое платьице без украшений, а волосы были стянуты в хвостик пестрой лентой. Выглядела она и смущенной и гордой одновременно.

— Пойдем-ка, Берни, — потянула она меня за рукав, и мы прошли в холл замка.

Я недоуменно воззрился на подругу, она же подвела меня к одной из картин и молча ткнула в нее перстом.

Я пригляделся и едва устоял на ногах. С портрета на меня глядела девушка, поразительно похожая на мою степную невесту, но одетая, разумеется, не в примитивную шкуру бути, а в роскошное кружевное платье, украшенное крупными камнями, видимо, топазами или цирконами. Снисходительная улыбка, не свойственная собственно Паве, озаряла лицо благородной леди.

— И? — наконец выдавил я.

— Вот, прабабушку нарисовали, — ответила гордо Пава.

— Выходит, Кашон — брат тебе?

— Троюродный, если я правильно запомнила.

— А если это совпадение?

— Конечно, может быть и так. Только моего деда, по словам Людвига, сослали за какое-то преступление, и он не вернулся.

— Я вижу, ты в мыслях уже баронесса.

— Пока не вижу в этом ничего плохого. Во всяком случае, мой статус приблизился к твоему.

— Для меня это не имеет значения.

— А для меня имеет.

— Про статус тебе Кашон напел?

— Не понимаю, почему ты к нему прицепился.

— У него зубы торчат.

— А у тебя уши.

— Чепуха, это серьга мое ухо оттопыривает.

— Короче, Берни, я теперь леди.

Что это меняет, так быстро я, разморенный соленой ванной и вечерним солнцем, не мог сообразить. Я бы посмеялся над наивным желанием Павы удержать мое внимание, если бы это не выглядело откровенным свинством, да и не смешно мне было, а скорее мерзко: эти видения с Лидией в главной роли основательно расшатали мою связь с сегодняшней реальностью. К тому же меня бесило, что я не могу вспомнить все сразу, а открываю себя кусками, и до сих пор не добрался до причины своего бегства в колонию.

За ужином баронет выказал горячее желание сопровождать нас в столицу. Он предложил воспользоваться своим баркасом для сокращения и облегчения пути. Мы с энтузиазмом поддержали эту идею.

— А как же Марьяна? — саркастически осведомилась Геша.

Кашон сердито просверлил маркграфиню взглядом и захрустел куриными позвонками.

— Не вижу в этом ничего предосудительного, — наконец буркнул он. — Она сама.