Олег Никитин: Дело марсианцев

Наконец после целой недели разливных дождей наступило бабье лето. Но еще до ненастья успели зерно в закрома упрятать, пока сухо было, а то бы и в этом году, как в прошлом, остались почти без урожаю.

Радуясь этому, а также теплой погоде и прелестям деревенской жизни, граф Тихон Иванович Балиор сочинил подходящую эклогу. Полночи, считай, свечи жег да перо гусиное глодал, подыскивая правильные слова. Полный пузырек свежих чернил, едва приготовленных из ванилина, и песку мелкого полную горсть извел. Стол свой рабочий, в поэтической комнатушке на втором этаже, почти целиком толстенными манускриптами завалил. Только отцову роговую трубку с каменной головкой, обтянутой кожею, не тронул, место ее было свято.

Перво-наперво поэт Василия Кирилловича Тредиаковского с его «Новым и кратким способом к сложению российских стихов» извлек – да он и не прятался далеко, всегда под десницею.

– Не надо ли чего, барин? – крикнула из-за дверей домашняя девушка Марфа, едва только вызвездило.

– Нет, Марфуша, работаю я, – озабоченно отозвался Тихон и второй том с полок потащил, а было то «Краткое руководство к красноречию» самого Михайлы Ломоносова.

Изрядно денег потратил Тихон на приобретение сих знатных трудов, и многих прочих, да только казалось ему в последнее время, что мало они помогают, все эти великие мужи. Право слово, уж лучше бы он своим умом до всего доходил, стихотворством чужим не увлекался. А то мудрые мысли голову посещают, красивые и славные, да на поверку чужие.

Отец Тихона умер от кори полтора года назад, а мать еще того раньше, во время родов. Из предыдущих детей только один Тихон и выжил. И не слаб духом оказался, сумел-таки угодить столичным родственникам по материной линии. В Сухопутном шляхетном кадетском корпусе, что в Санктпетербурге, восемь лет проучился! Совсем недолго уж оставалось ему тянуть ученическую лямку, после которой пойти на службу в пехотный полк, подпоручиком. Увы, помер отец, и влекомый сыновним долгом, принужден был Тихон пресечь свою блистательную карьеру и покинуть соучеников. Недавний Указ о вольности дворянства дал ему полное право отречься от государевой службы.

Тихон окончательно воротился в родовое гнездо Разуваевку, что уже век стояла в самом сердце «Рифейских верхов», по чудесному выражению Ломоносова. От веси до уездной столицы было всего шесть верст.

За время годичного отсутствия юноши в родных пенатах они порядком захирели, а может, такими неказистыми и были всегда, только он не замечал этого. Так или иначе, молодой помещик принялся с жаром понукать все свои сорок с малым взрослых и трудоспособных душ, чтобы и себя прокормить, и людей поддержать.

– Хлеб надобно сеять яровой, то бишь ячмень, ярицу да овес, озимую же пшеницу не след, – втолковывал Тихону дельный управитель. – Коли урожай вчетверо против посеву, так он самолучший, а за ранними морозами и в убытке будем. – Молодой помещик внимал наставлениям, тщась постичь крестьянскую премудрость. – Землю сдабривать следует навозом елико возможно, а под яровой приготавливать пары в мае-июне, пахать два раза и боронить один, весною же как просохнет пахать единожды, а посеяв, боронить дважды…

– Ишь ты!

– Снопы же хлебные свозить в суслоны и выветривать, потом в гумнах клади кучковать, для молочения же в овинах сушить.

– Еще что-нибудь? – стонал граф Балиор.

– Дак ведомо что! Самое только главное и докладываю. В гумнах ужо обмолачивать – молотилами на вертлюгах деревянными, от половы на ветру отсеять…

Вековая премудрость впитываться не хотела. Хорошо еще, что управляющий поместьем оказался слишком хорош в своем качестве, а то бы довел юный хозяйственник свою фамильную вотчину до полной разрухи, вычитав о хлебных новшествах в книжках да пожелав бороться с неурожаями на европейский манер. Однако ж не успел, образумился и доверил важные вопросы ушлому мужику.

Дочь его, Марфа, также при деле очутилась, не дала погрязнуть барину в свинстве.

Отца молодому графу долго еще не хватало. Нередко снился Тихону Иван Иванович Балиор, высокий и полный человек, ценитель старинных пышных париков и камзолов, завзятый курильщик трубки – нередко поэт заставал отца в позе Петра, сидящим на веранде с устремленным вдаль взором. В последний год увлекся старый граф Балиор трактатом француза Сен-Мартена, и оставил повсюду выписки из его капитального труда «О заблуждениях и истине». Тихон порой обнаруживал их в разных неожиданных местах, прочитывал рассуждение о природе и познании и с теплотою прятал листки в шкатулку. В такие минуты он готов бы пожертвовать чем-нибудь весьма важным, да хоть и рукою, лишь бы отец вновь оказался дома и в полном здравии – увы, сказкам в этом мире места не было.