Олег Никитин - Дело марсианцев

Глафира приехала навестить брата в августе, да так и осталась. Впрочем, уже через неделю ей предстояло вернуться в родительский дом, чтобы продолжить образование с приходящими учителями.

– Дело марсианцев, значит, расследуешь? – с улыбкой спросил механик.

После великолепного обеда Тихон извлек из кармана кисет, Акинфий же припал к табакерке. К удивлению поэта, Глафира не последовала их примеру – кажется, мода ее не трогала, как в нарядах, так и в пристрастиях. А может, косные родители отчего-то запретили ей нюхать табак до замужества.

Годы воинской службы оставили на Акинфии явственный отпечаток – этот молодой еще человек двадцати восьми лет походил скорее на солдата, чем ученого. Хотя и невелик ростом, был он дюж здоровьем и крепок, и сутками мог мастерить разнообразные физические приборы, забывая о сне и пище. В остальное же время штудировал новейшие ученые писания, которые выписывал в Академии, или учинял экспедиции за минералами.

Из книг сейчас он изучал Невтона и труд некоего Дмитриева-Мамонова «Дворянин-философ», где толковалось устройство Солнечной системы. Аристотеля и других старых авторитетов, понятно, знал он уже почти наизусть.

Порой Акинфий выезжал в свет, на балы, однако танцевал не слишком умело, тайно этого стыдился и полагал себя неотесанным увальнем.

А после того конфуза, когда полгода назад Акинфий сделал предложение Манефе Дидимовой и услыхал громкий и насмешливый отказ, он поклялся страшной клятвой, что ноги его больше в свете не будет, покуда сама помять о «позоре» его не сотрется из памяти людской. Его научное рвение с того дня утроилось. Видимо, решил он обрести всероссийскую славу по примеру великих мужей Ломоносова, Крафта и прочих, чтобы Манефа когда-нибудь, пусть даже будучи дряхлою старухой, раскаялась в своем обидном смехе.

– Ты вот мне что скажи, дружище Акинфий, – молвил расслабленно Тихон. – В междупланетном пространстве есть воздух?

– Что за глупый вопрос! – рассмеялся ученый.

– Нисколько не глупый, – вступилась за поэта Глафира. – Мне тоже, например, интересно. Не всем же в физических науках блистать, некоторые в изящных искусствах знатоки.

– Между планетами воздуха нет. Читайте Ломоносова, друже, и других профессоров. Их натуральные стихотворения сейчас вполне доступны, диссертации же заказывать надо почтой из Санктпетербурга.

– И на Марсе есть люди? – продолжал расследование Тихон.

– Sans doute! [3]«Новую астрономию» Кеплера читайте. И Скиапарелли-итальянец о том книгу сочинил, неужто не знаете? Он построил оптическую трубу под названием «телескоп», – с усмешкой вещал Акинфий, потешаясь над невеждами, – и разглядел в нее леса, реки и горы наподобие наших. Единственно, почва там красна из-за железных окислов, а в прочем разницы никакой не наблюдается. То можно считать непреложным фактом, что марсианцы живут на своей планете в пример нам, и на небо в телескопы еженощно глядят.

– И Землю нашу видали?

– Ежели не слепы словно кроты или рыбы глубинные, точно видали.

– Ну, кротам телескопы без надобности… Если в междупланетном пространстве нет никакого воздуха, каким путем марсианцы могли одолеть великую пустошь от Марса до Земли?

– Я думаю так, – ответил Акинфий, поразмыслив. – Они построили большой закрытый корабль из дерева, обитого железными пластинами, и посадили его на Луне. Оттуда уже из пушки выстрелили в нашу сторону другим кораблем, поменьше. Впрочем, могли и вовсе без Луны обойтись, ежели тамошние коротышки им неинтересны.

– Постой-ка! – вскричал Тихон. – Так ты не смеешься, что ли?

– Над чем, дружище?

– Ты веришь, что марсианцы на каком-то мигающем воздухолете прилетели в наши горы и замыслили похитить человека для ознакомления с нашей анатомией?

– Отчего бы и нет? «Там разных множество светов»! Вот как Ломоносов сказывал о разумных обитателях подсолнечного мира. И мы когда-нибудь полетим на Марс, чтобы поздороваться с иными человеками и учредить земное посольство, – убежденно заявил Акинфий.

– И ты такой покойный, будто сфинкс египетский? При твоей жизни случается величайшее событие небывалой мощи, а ты гладишь живот, нюхаешь табак и похрюкиваешь в усы? Да ты потешаешься надо мною!

– И правда, братец, – заметила Глафира укоризненно. – Тихон Иванович расследует такой небывалый случай, а ты будто не чудишься нисколько.

– Совершенно согласен, – кивнул ученый. – Событие века! Ну так я свое утром отволновался, когда Прокоп чуть не седой ко мне прибежал с рассказом. Еще несколько человек в селе видели тот воздухолет. И описания похожие – большой, с огнями и лопастями словно у мельницы, только не наклонными, а плоскими, по горизонту. Да может, пойдем ко мне в кабинет, если тебе это так надобно? Я и рисунок уже набросал.