Александр Фролов - Гребень Дракона

– Ага, вот оно что! Теперь мне понятно, почему господа, сделав заказ, так торопятся поскорее отстреляться, и никогда не дают путанам ни поесть, ни попить: они экономят время. Хитрецы: хотят и рыбку съесть и на «радость» сесть. Но меня это не касается. Я не являюсь ячейкой «Разума». Мне начхать на его регламент, – промолвил я, наблюдая за активными действиями второго пилота.

– Беда в том, что ты отобрал из моей коллекции… А-ай! На! Так тебе!.. самых элитных девочек, которые наиболее востребованы. Зачастую клиент «Путаны», а таких миллионы, вызывает всегда только свою девушку, полюбившуюся ему, а на других уже и не смотрит. А-а-а! Уф-ф!..

– Полюбившуюся?! Они их так страстно любят, что в порыве бурного экстаза откусывают им пальцы, соски и ломают ноги? – горько усмехнулся я. – У меня есть достоверные сведения, что из всех девушек, отправленных мной в сад со всеми удобствами, триста семьдесят восемь – ранее подвергались жестоким издевательствам и пыткам. Ты хоть ведешь статистику травматизма своих путан, получивших ранения на вызовах?

– К сожалению, в среднем восемь процентов девочек возвращаются покалеченными. Бывает, что их, зверски истерзанных, бросают обратно в каталог без рук, без ног или вообще мертвыми, – ответила хозяйка каталога, азартно сверкая глазами и содрогаясь при стрельбе.

– Аня, из того числа женщин, что я назвал, тридцать две были изуродованы Фенокли Крыпсом. Как этому гуманоиду вообще удалось забраться в твой «малинник»?

– Да, он известная личность, и от него все до единой сканки возвращаются с увечьями. Все! Но у него – гостевое право на Илоне.

– Что это значит?

– Он не подключен к «Разуму», у него нет доступа к секретным сведениям, его защитное поле слабее твоей повседневки на пару порядков, но зато… Ой! А-а-ай!!! Так-то вот!.. он имеет право входа во все Игровые Программы.

– Анюта! Почему никто не встанет на защиту несчастных женщин моей планеты? Почему никто не ищет и не наказывает живодеров? – спросил я с гневом.

– Принято считать, что сканы – не люди, что все они просто приложения игры, – ответила она и, ойкнув, втянула голову в плечи на крутом повороте – сильно втянула: по ноздри.

– Ну, раз так, и если всем всё до лампочки, тогда все мои девятьсот путан и Инга пусть живут в саду до кончины по старости или до самовозврата, – заявил я.

– Николай, Программа устроена таким образом, что если через десять циклов путана не возвращается, то она считается истощенной и, вследствие этого, умственно ненормальной, – произнесла Аннотация, резко уводя гравилёт влево.

– Какая глупость! Их ведь надо на вызове не только трахать, но ещё и кормить. Тогда они не будут истощаться, а будут цвести и пахнуть… О! Как ты удачно увернулась!

– Хорошо, что ты́ с женщинами такой галантный. Тем не менее, Программа после десяти циклов отсутствия востребованной путаны, учитывая заявки со стороны населения, может стереть старые атрибуты и по её базе данных создать новую копию из архива. Ой! Ай! Ф-у-у. Еле ушла!.. Поэтому многие твои девочки, невернувшиеся в срок, имеют шанс погибнуть окончательно, если с ними что-нибудь произойдет в твоём саду, – объясняла она, прерывисто дыша.

– Надо что-то придумать. Ломать общую систему я, вряд ли, имею право: со своим уставом в чужой монастырь не лезут. А вот сад, который мы сотворили с Ингой, я могу усовершенствовать. Даже ничьего разрешения спрашивать не буду, – сказал я и заглянул в справочник Информсети. – В «Саду» сейчас коэффициент временно́й компрессии равен десяти, а самый высокий коэффициент, какой только бывает, составляет три тысячи. Замечательно! Вот его и устанавливаю. Готово! Условия в саду прекрасные, поэтому некоторые дамы смогут там дожить до ста лет. В реальном времени пройдет всего восемь циклов. Мои девчонки проживут долгую веселую жизнь, успеют вернуться в твой каталог, опять обновятся до двадцати лет, а там уж – как кому повезет. Может быть, у общества когда-нибудь изменится отношение к путанам, и оно начнет беречь и жалеть их. Надеюсь на это.

В самом начале разговора я показал Аннотации только как лавировать и стрелять, но ничего не сказал про скорость; а сам по ходу беседы постепенно наращивал и наращивал скорость судна, усложняя ей задачу. Женщина-голограмма уже довольно уверенно управляла гравилётом, но делала это так эмоционально, как будто, и впрямь, на карту были поставлены наши жизни. Её горящий взор был словно прикован к встречному потоку астероидов, она часто дышала, и её всю трясло от напряжения.