Александр Фролов: Внутри точки

© А. Фролов, текст, фото, 2021

© А. Уланов, предисловие, 2021

© Русский Гулливер, издание, 2021

© Центр современной литературы, 2021

Фотографии Александр Фролов

Мир включает в себя катастрофу – но не гибнет, наоборот, растет и накапливает в себе разнообразие. Мир раздроблен – и одновременно содержит бесконечное множество взаимосвязей.

Эти стихи – не сюрреализм, не освобождение подсознания (оказалось, что в подсознании слишком много клише и не так много свободы). Задача Фролова – поиск не просто индивидуальности человека, предмета, события, но неповторимости их мгновенного изменения. Для каждого момента нужны свои, подходящие только ему слова. «Деревья этой осенью – электричество: нервы. Отключаешь кору, и дождь показывает ожоги». Это мир неуверенности, негарантированности, обломков. Но вход в мир – через разрывы. «Если я / Укажу, где рвётся самая прочная связь, / То зола вырастет дверью».

Способность всматриваться в медленное и успевать заметить быстрое. Как предметы переходят друг в друга: «сколько мы ещё будем способны слышать, как с этажа на этаж стекает смола, / как пылающий ветер, устав от себя, / выходит из «себя» зыбких границ». Речь идет о нити и пути. Как встретить мир и человека в многосвязности? Наиболее частый персонаж мифов у Фролова – Ариадна. Богатство словаря стихов стремится успеть за яркостью и разнообразием мира. Не случайно один из текстов называется «Множества».

Непрерывность мира подчеркивается течением текста, где синтагму можно соотнести как с предыдущим, так и с последующим, и затруднительно найти границы предложения. А графика текста подчеркивает разломы языка и расщепление течений. Если мыслей две – они уже начинают «чередование ускользаний», смотря под разными углами и противореча друг другу.

Наблюдатель стремится выйти из стандартов взгляда, за пределы обычного восприятия. Это требует усилия поиска связи. Требует подвижности чувства и восприятия. Вовлеченности, которой всегда недостаточно. «У меня не хватает пальцев – посчитать, сколько теней я не отбросил сегодня». Связи человек видит, насколько сам готов их устанавливать. «Лес впускает, насколько ты сам открыт». Это стихи нон-фикшн – увиденное, а не придуманное. Мост действительно может оказаться рукой, прижатой к глазам. Пути сложны. Например, чтобы отличить человека от манекена, нужно заметить внимание этого человека к форме – которая освободилась от наблюдателя, сама стала взглядом и пульсирует, всматриваясь в себя. «Вулкан развернут ресницей» – понимание огромного через малое? способность малого повлиять на огромное? однако и родственное ему – чернотой? «Утро, кашляющее мной». Человек осознает свою малость – и одновременно свою способность к соприкосновению с огромным.

В стихах Фролова много энергии, взятой из мира. Ощущение того, что миром захлебываешься, его слишком много. Еще одно напоминание о том, насколько смешны разговоры о серости и тусклости существования. И важно умение брать из мира, не убавляя его: «возьми / от сырости умение бредить местностью».

«В рёбрах света читается день, / и мы – в нём – ожог от крапивы, ищем / островок живого – воспалиться». Потому что живое – боль. Но боль – не от недоступности мира (встреча его трудна, но возможна), а от недостатка сил, от затопленности огромностью встреченного. В стихах Фролова велика доля будущего. Цвет, который еще только придет. Становящееся. «Воздух за несколько секунд / перед уплотнением в "ты"» – все приходит из ниоткуда, и важно всмотреться в его оттенки, чтобы понять это приходящее. Так воспринимается и бережется новизна каждой встречи с близким. Отчуждение возможно – но возможно и его преодоление с помощью речи. «Я хватаю листы и выбрасываю их в окно, чтобы твои волосы приняли тяжесть моего почерка – разбитого о скалы тела прибоя» – так текст становится способным действительно что-то сделать, входя в мир как событие среди событий. «Сшит песок с волной – ткань настоящего: / ты позволил это твёрдостью, что следует за взглядом» – так человек образует настоящее.

«Двери открыты, гости, чувствуйте себя домом, достраивайте лестницы и мансарды, чтобы я не узнал то письмо, которое в руках не держал всего лишь несколько дней». Открытость текста ставит вопрос о мере хаоса и связности. Хаотический текст – броуновское движение образов, в котором каждый следующий толчок разрушает то, что создано предыдущими. Связный текст сообщает только то, что было заложено автором – и поэтому вне литературы как поиска и открытия. Оптимум находится – или не находится – каждый раз заново. Ничто не гарантировано и здесь. Но даже в технике многие устройства выдают максимум возможного, когда балансируют на грани срыва.