*
Газ гладит воздух, как тень птицы рассекает мякоть, застеленную солнечной простынёй, стены. Предложи способ уйти от картины мира. Хор внутри стальных каркасов перенимает умение строить пение над голосами. Вернись вперёд. Куски материи, разносимые ветром, снопы искрят при лунной сварке, мель – надрыв глубины – это то, что осталось от нас в этом тихом дожде.
*
Знаешь ли ты, сколько длится тепло на ручке двери от твоей ладони? След от губ на старом окне? Быстрее, чем поезд блеснёт оперением на мосту через узкую речку. Ресница коснётся поверхности чая. Успеть вложить лёгкость слуха, сухость зрения. Ветвятся миры. Кровь многомерна. На дне глотка ты найдешь, что живо во мне. Так плечи снимают остроту лучей солнца и я – шоссе: теку по твои пальцам, обернутый ранее в горечь полуночи. Отдай то, что мешает огню, и ветер поскользнется на твоей пустоте.
задуть в землю ветры
черный экран падает на снег
набок трещины вывернуло
кости звенят стекла
от размотанной резьбы воздуха
бинтами оборачивается вокруг
кавычек давая голосу течь во
все стороны туман затемнил
зеркала и озеро лес стене
преклоняется тенью тело
ведомое краской швыряет
себя окончанием на холст
звеня в октаву росе
расчерчивающей впервые
осеннее поле по цвету дыхания
земли пустые ряды городов
стонет воздух от вида
собственной кожи свет из
черновиков проливаясь на пол
кочует по слепкам движений
из оскала в камень кисть летит
его дрейфующий танец номад
четыре запястья быстрее птицы
стрелка песочных часов из увечья
в судорогу окружает спиралью
эпилептический яд вонзается
в семя бутоном комбинация
на гранях костей блики
в глазах считает окно
насыщается горизонт замотан
в след желтеет архитектура
Ты видишь огни на том берегу?
Это наша неспособность преодолеть
Мёртвое в любой из форм. Мы складываем
Все известные нам числа,
Но не находим дороги обратно. В тени
Неизвестного прячется недостающее
Звено. Дай посмотреть, как ветвятся
Твои вены, как перекрёсток принимает
Груды бесформенных тел, вращая пыльные лопасти.
Обожжённое живое – очередная попытка сказать провалилась.
Воск – стеной, принимает любое положение вещей. Если я
Укажу, где рвётся самая прочная связь,
То зола вырастет дверью.
Лучи, обточенные сквозняком,
Достигнут тонкого тела. Предельное
Молчание отзывается на тихую трещину в темноте.
Чёрные полосы – вены, пепел взгляда —
Сплетаются в новое именительное поле.
Фигуры стекают по стенам ветра: отражения – по капле
Ты переносишь камни с места на место, как мне даётся
Каждый вдох рядом с ними – несколько фигур
Стоят спиной к дождю, раскрываясь только тому,
Что перед ними. Чёрствое становится эхом,
Приподнимающим над выгоревшими алфавитами.
Теперь ты сам становишься
Побережьем, и предлагаешь
Открытому огню обозначить следы от ударов на
Спине – карта ударений для речевых смол,
Выкипающих через водоразделы
Языка.
Гладь воды отражает огни, мерцающие
На том берегу. Но не касается
Карандаш листа бумаги, у которой больше
Нет памяти – белого, а только
Зола становится дверью или лицом – войди,
Закрывая глаза ладонью.
До среза:
1Коридорами чугунного вереска слеза мёда составляет куб.
2Лом весны в горьких в горьких артериях шахматного озера.
3Рука уравнением трёхгранник подкармливает:
(разомкнутый трёхгранник)
Снижение фигурного яда:
Игральный бамбук в броске тела разгоняется до скорости края среднего затмения.
Фонит кость молчанием орга́на.
Сбегающие разомкнутости:
аподстроенная разметка;
баксиологические разрывы гальванической лавы;
вскат перевязи света в ровном дыме сияющих спин переносов.
(роняет берега насекомых потоков)
Надувные срезы:
– Укажите переменные рукава, так как эманация сложения пересматривает конус железного глаза в архивах снижения.
– Это невозможно, как облегчение швов силы.
Читать дальше