Брайан Олдисс - Не спросил даже, как меня зовут

Для тех, которые родились в Совершенном Месте, последний обряд был иным. Когда жизнь их оставляла, их тоже отдавали в руки Антариды. Ее пальцы оказывали им последние интимные услуги. Родовитых толанцев предавали воде. Их тела, обмытые и надушенные по всем правилам искусства Антариды, отправлялись на берег, в место, специально для этого предназначавшееся.

Парой футов ниже поверхности водной глади залива была оборудована скальная полка, и к ней железными цепями прикреплялся почтенный покойник. Оплакивающие его родственники могли стоять на берегу и смотреть. Обнаженные тела как бы любезно раскланивались с живыми, шевеля всеми распростертыми членами. В заливе не было приливов, поскольку не существовало уже проплывающей по небу Луны, погибшей во время катаклизма. Так что мертвецы двигались лишь в такт небольших колыханий волны, деликатных, как пальцы Антариды.

Стаи маленьких рыбок быстро лишали трупы невинности. Рыбки, блестящие как иглы, колыхались вокруг тел как некое экзотическое одеяние. И вскоре тех, что еще недавно жили, невозможно было узнать.

Как-то раз, когда в Толане происходило такое вот погребение, неподалеку от города, там, где некогда были Афины, разыгрывалось сражение одной из бесчисленных мелких войн. Остатки человеческой расы сражались с детищами собственной изобретательности. Группа тех, которым удалось выйти живыми из сражения, направилась на юг. Уходя от погони, они с каждым днем приближались к полуострову, стражником которого был Нефрики.

Чем являлась любовь или что ее заменяло в Совершенном Месте? Именно в этом вопросе разница между братом и сестрой проявлялась наиболее отчетливо. Все мужчины желали Антариду. Они желали ее молодости и светлой кожи, хрупкой красоты ее черепа, но прежде всего они желали ее рук, помнящих то, чего они касались. Все мужчины, от самых благородных до полных ничтожеств, а также некоторые женщины мечтали — даже больше, чем о смерти — оказаться в объятиях Антариды.

И она не отказывала в ласках своим воздыхателям. Нельзя сказать, чтобы она была чувственной женщиной. Но она любила, чтобы ее видели полностью обнаженной, чтобы ее лапали и слюнявили. И при этом она лежала совершенно неподвижно, как одно из тех тел, которыми она занималась.

Ее брат, находясь наверху, в сторожевой башенке, наблюдал за происходящим внизу через специальное окошко. Он видел, как она лежала, приняв ту же позу, что и трупы во время морского погребения, а мужчины приходили, чтобы обладать ею. Это зрелище доставляло Нефрики меланхолическое удовольствие. Он видел — ибо таковы были обычаи Толана, — что это повышает престиж его сестры.

Временами Антариду навещал мужчина, которого Нефрики очень боялся, судья Икану. Этот человек с темным лицом был главным представителем закона в городе, и Нефрики отчитывался перед ним о своей работе. Власть Икану распространялась на все пределы города. Икану мог лишить Нефрики его поста, либо приговорить к смерти за самое пустячное нарушение закона.

Лицо судьи выражало жестокость. Его лысый череп покрывали жилы, и это выглядело так, будто мозг проступает наружу. Когда Икану возлагал свое грязное тело на тело сестры Нефрики, в дверях, перед домом, сидел его дикий пес, охранявший хозяина. Однажды, когда пес увидел Нефрики, выглядывавшего из чердачного проема, он прорычал «Берегись!» голосом таким же низким и ужасающим, как голос его хозяина. Пес питался мясом, хозяин придерживался диеты из вина и мелких насекомых.

Временами Нефрики позволял своим мыслям возвратиться в прошлое. Тогда он вспоминал Эталиту, любовь своей ранней молодости. Эталита стояла выше его в общественной иерархии. Им нельзя было любить друг друга. Если бы кто узнал о их чувствах, обоих — Нефрики и Эталиту — ожидала бы смерть. Быть может, именно угрожающая опасность и привела к тому, что их страсть была такой сильной. Тогда Нефрики способен был еще любить. Чувство целиком захватило его душу. Он жаждал только одного — овладеть Эталитой и отдать ей себя в полное владение, душу и тело.

Встречаться они могли лишь, когда тьма царила над миром. Однажды ночью, когда тучи не закрывали звезд, они встретились на берегу моря и шли босиком, держась за руки. Они тихо и серьезно беседовали о вещах, о которых обычно говорят любовники — эти разговоры были исполнены чувства, но после, при свете солнца, Нефрики не мог вспомнить ни единого слова, как ни старался.

Эталиту переполняли счастье и красота этой минуты. Она подвернула длинную юбку и вошла в воду, которую серебрил блеск Млечного Пути. Она позвала за собой Нефрики.