Алексей Подольский - Жутко близко

– Гордишься собой, небось? – спросила я его напоследок. Он ничего не ответил. Камера была похожа на больничную палату, только с решеткой на маленьком окне. Четыре кровати. На одной из них сидела женщина лет тридцати. Увидев меня, она вскочила. – Вы же Дементьева? Главный врач?

Это была та самая девушка, которую задержали на митинге. Оказывается, ее успели судить еще быстрее меня. Ее звали Катя. Ей было 32. Вообще-то она жила в Подмосковье, работала нейрокибертерапевтом – помогала нейросетям решать их психологические проблемы. А в Рублевск приехала ухаживать за бабушкой – Маргаритой Федоровной. Ту я знала хорошо. Жуткая кошатница. Руки всегда в царапинах. Рак желудка, третья стадия. – Я как узнала, что бабушке придется ездить на «химию» за 60 километров, я сразу решила идти на митинг, – сказала Катя. – Не думала, что все закончится вот так.

– Вас ударили током? – спросила я. Она задрала футболку и показала сбоку на ребрах два темно-красных пятна – следы от разряда. Кате дали столько же, сколько мне, – десять суток. Так мы и сидели вдвоем, две арестантки, старуха да молодуха. В общем-то, это было не так плохо. Обращались со мной хорошо, кормили три раза в день. Принесли казенный планшет с закачанной в него русской классикой – Гоголь, Булгаков, Пелевин.

Кроме того, у меня была хорошая компания. Катя оказалась интересной собеседницей. Я рассказывала ей про жизнь врача в Рублевске, а она мне – про то, как теперь все устроено в больших городах. Я слушала и удивлялась. Одно дело – смотреть об этом по Сувернету, другое – слышать вживую. Когда я ей рассказала о том, как встречалась с замминистра Молоховым, Катя заинтересовалась: – Я бы хотела взглянуть на эти файлы. Думаю, прочесть их несложно. Раз в день нам разрешали пользоваться Сувернетом: отправить письма родственникам и знакомым и прочесть новости на трех разрешенных государственными цензорами сайтах. Для этого нас по очереди под конвоем выводили в отдельную комнату, где был установлен старенький терминал ограниченного доступа в Сувернет. Мое время было с 14 до 15 часов. Катино – с 15 до 16.

Воспользовавшись случаем, я в свой сеанс связи переслала письмо с файлом Кате, и та в свою очередь смогла его прочитать. – В общем-то, ничего сложного, – сказала она, вернувшись в камеру. – Koodreen анализирует множество данных, но главный показатель – это, конечно, количество пациентов. Когда мы выберемся отсюда, я расшифрую данные и пошлю вам их в привычном виде. Не знаю, правда, поможет ли это чем-то?

Доступа в Россоцсеть нам не давали, так что я не могла узнать, как горожане обсуждают произошедшее на митинге. И обсуждают ли вообще? «Может быть, полиция запугала всех, – думала я. – А может быть, наоборот? Может быть, теперь граждане митингуют каждый день? Может, они уже потребовали отставки Кучерова?». Впрочем, если бы акции протеста продолжались, в нашей камере почти наверняка появились бы новые задержанные женщины. Однако мы по-прежнему оставались вдвоем с Катей. Еще две койки пустовали. На десятый день тот же самый полицейский, что привел меня в камеру, открыл дверь и сказал: – Дементьева, выходим… Отбарабанила. Я думала, может быть, кто-нибудь встретит меня на выходе из изолятора. Я слышала, что иногда это происходит. Но никого не было – даже мои коллеги по больнице не пришли. «Наверное, они просто не знали, когда меня должны были отпустить», – решила я и отправилась домой. Дома я впервые за десять дней смогла зайти в Россоцсеть. Папка входящих сообщений была переполнена. Пять сотен непрочитанных – больше, чем я могла бы осилить за один вечер. Я открыла наугад несколько последних. Их содержание сбило меня с толку: «Старая карга, мы поверили тебе, а ты обманула нас». «Дементьева, ты старая СУЧКА! Как ты могла так поступить?»

«Тварь!!! Ненавижу тебя!»

Знаете, в моем возрасте уже не слишком переживаешь по поводу того, что о тебе говорят люди. Но все-таки это было неприятное чувство. Такое ощущение, что надавали пощечин. А главное, я не понимала – за что?

Но скоро поняла. «Главный врач больницы Рублевска двадцать лет обманывала пациентов», – так назывался голоролик, который опубликовали в Россоцсети на третий день моего ареста. И не просто опубликовали, а прислали ссылку каждому жителю Рублевска. Я включила воспроизведение.

Избитая фраза: «Чем чудовищнее ложь, тем легче в нее верят». Но она довольно хорошо описывает то, что я увидела. Дементьева годами обкрадывала больницу. Дементьева скрывала врачебные ошибки. Из-за действий Дементьевой несколько женщин потеряли своих детей. Дементьева, возможно, продавала больничные наркотики. Доказательств нет, но многое указывает на это. Дементьева и ее муж, возглавлявший местную полицию, много лет паразитировали на городе. Дементьева противится попыткам властей улучшить жизнь в городе, чтобы сохранить за собой теплое местечко. Дементьева подставила горожан под полицейские дубинки, действуя в личных интересах. В общем, знакомьтесь – самый ужасный человек в мире перед вами. Очень приятно. Я выключила воспроизведение. Все это было невероятной чушью. Ни слова правды. Как в это можно было поверить? Но пока я была под арестом, возразить было некому. И люди поверили. Мой переполненный угрозами почтовый ящик был тому лучшим свидетельством. Ясно было, что это штучки Кучерова. Меня удивило, что горожане, многие из которых знали меня десятки лет, купились на весь этот бред. Звякнул дверной звонок. На пороге стоял Игрек. Он был в гражданской одежде. – Мне сказали, тебя сегодня выпустили. – Как видишь. – Я зайду?