Алексей Подольский - Жутко близко

Игрек молчал. Потом тяжело вздохнул. Встал со стула. – Насть, ты про серьезные вещи говоришь, а рассуждаешь как ребенок… Пойми, даже если это удастся доказать, я тут ничего сделать не могу. Я всего лишь начальник городской полиции. Нужно, так сказать, идти в прокуратуру, идти в ФСБ. Это дело о коррупции, которое уходит корнями куда-то наверх. Все, что я могу сделать, – это опросить тебя и подать им рапорт. Они могут начать расследование, а могут, так сказать, и не начать. Расследование может подтвердить твои предположения, а может не подтвердить. Строительство в Верхнеисетске еще не началось, как я понимаю, конкурс не проведен, так что обвинить Кучерова в манипуляцих в пользу своего тестя будет сложно. – Но ведь сам факт искажения статистики есть? – Вероятно… Но само по себе это даже не преступление. Скажут – ошиблись. Накажут выговором или увольнением какого-нибудь мелкого чинушу. Раз уж Кучерова прислали сюда из области, то ему наверняка, так сказать, дали добро на такие выкрутасы. – Игрек помолчал. – А может, его и прислали сюда, чтобы он эти выкрутасы вытворял. В этот момент в дверь кабинета забарабанили так, что мы оба вздрогнули. Я открыла, на пороге стояла старшая медсестра. Запыхавшаяся – видимо, бежала по коридору. – Анастасия Львовна, вам надо сейчас же в операционную. «Лягуха» разбилась. Двое погибших, трое тяжелых. Одного надо срочно оперировать. Я не стала даже прощаться с Игреком, без слов выскочила в коридор и побежала к операционному блоку. По дороге медсестра докладывала о состоянии пациента: – Мужчина, 36 лет, перелом таза, разрывы внутренних органов, пока в сознании, анестезиолог готов давать наркоз. – Кто такой? Наш, местный? – Анастасия Львовна, это наш мэр. Это Кучеров.

Оперировали часа два. Откачали кровь, зашили разорванные органы. Селезенку пришлось удалять. К счастью, был запас крови, смогли перелить. Спустя два часа Кучерова осторожно переложили на каталку и увезли в палату. Он был бледный, с пересохшими губами, слабеньким пульсом. Таз зафиксировали на щитке валиками и шинами. Но он самостоятельно дышал. И, самое главное, голова уцелела. Через полгода, когда кости срастутся, будет почти как новенький. Я проводила взглядом каталку. Сняла вымазанные в крови перчатки, стянула с себя хирургический костюм и пошла мыть руки. Потом был вал звонков: министерство, родственники Кучерова, главврач первой областной («Нет, транспортировать пока не стоит», – честно сказала я). Семья, как выяснилось, жила даже не в Уральске и не в Москве, а где-то в Европе, так что приехать они смогут лишь на следующий день. После обеда я возилась с двумя другими пострадавшими: одного пришлось поместить на ИВЛ, второй был полегче. «Лягуха» шла из Верхнеисетска и разбилась буквально в двух километрах от Рублевска. Изредка такое бывает. Кажется, я уже говорила, что не люблю «лягухи». Вечером я зашла в палату к моему пациенту. Кучеров был в сознании, лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. – Не шевелитесь, – сказал я вместо приветствия. – Чем спокойнее вы будете лежать первое время, тем лучше. Он прикрыл глаза в знак согласия. Потом сипло спросил: – Насколько все плохо? – На самом деле, не так уж и плохо. Жить будете. И ходить будете. Но восстановление небыстрое. Думаю, через пару недель вас можно будет увезти отсюда в Уральск, в более комфортабельные условия. – Раньше никак? – Да хоть сейчас. Но, во-первых, можете умереть в дороге. Во-вторых, резко возрастают шансы, что останетесь инвалидом.

– Это вы меня оперировали? – Да. Он молчал в ответ. – Послушайте, – сказала я. – Я знаю, что вы меня не любите. А я вас и вовсе терпеть не могу. Но у вас сейчас нет оснований мне не доверять. Вы для меня сейчас – сломанный таз, удаленная селезенка и зашитый в четырех местах кишечник. Так что, поверьте, я исхожу из вашего блага и настоятельно рекомендую вам провести здесь какое-то время в полном физическом покое. Сложного лечения вам сейчас не требуется, важнее неподвижность. Тут бы мне попрощаться и уйти. Все-таки человек после операции и наркоза. Но я, старая дура, не выдержала и сказала: – Я знаю, что вы манипулировали медицинской статистикой, чтобы больницу закрыли. И я понимаю, что вы делаете это для своего тестя. Кучеров, казалось, не удивился моим словам. – Это не только ради бизнеса, – сказал он спустя несколько секунд. – Так правда будет лучше. Страна не тянет все эти малые города. Их надо закрывать, людей увозить в крупные муниципалитеты. И укрупнение больниц – важный шаг. Политикам сложно принимать такие решения, потому что будут недовольные люди, вот как вы. Но алгоритму все равно, он исходит из эффективности. Алгоритм всегда прав. И в конечном итоге так будет лучше для всех. – А вы решили помочь алгоритму, подтасовав статистику. – Это решение бы все равно состоялось. Просто не в этом году, а через пять лет. Но чем дольше мы тянем, тем хуже. Отрубаем кошке хвост по кусочкам. Да, у моей семьи есть в этом интерес. Но, поймите, такой интерес всегда и двигает прогресс.