Джек Вэнс - Языки Пао. (Роман)

Благодаря идеям лорда Палафокса и безжалостным реформам Бустамонте, все изменилось на протяжении одного поколения. Пао стал процветающей планетой, космические суда паонов приветствовали на космодромах всего звездного скопления. Более того, паонезские торговцы превосходили коммерческой смекалкой меркантильских купцов, мирмидоны нанесли поражение заносчивым топогнусским завоевателям, а интеллектуалы из Пона практически не уступали достижениями так называемым «чародеям» с Раскола.

Тем не менее, численность трех каст, успешно конкурировавших с инопланетными спекулянтами, завоевателями, изобретателями и промышленниками, составляла не более десяти тысяч человек. При этом все «аналитики» были сыновьями и внуками Палафокса. Это не были паоны, это была новая раса, раса Палафокса!

Да, «герои» и «технологи» оставались чистокровными паонами, но что из того? Их жизнь, их представления отличались от паонезских не меньше, чем жизнь и склад ума топогнусских Брумбо или меркантильцев.

Беран вскочил и принялся расхаживать по террасе. Он был слеп, он допустил непростительный промах! Независимо от того, какую пользу все эти касты приносили его планете, они не были паонами — они были пришельцами, и невозможно было предсказать, на чью сторону они встанут, если между ними и основным населением возникнет конфликт.

Расхождение между неолингвистическими кастами и настоящими паонами зашло слишком далеко. Конфликт следовало предотвратить, новые языковые группы необходимо было ассимилировать.

Теперь, когда он определил свою задачу, требовалось найти средства ее осуществления. Дело было сложное, и действовать приходилось с предельной осторожностью. Но прежде всего он должен был учредить процедуру регистрации женщин, желающих поступить в услужение к раскольникам. У Палафокса не должно было быть «никаких оснований жаловаться».

На восточной окраине Эйльжанра. за старым Ровнонским каналом, находился обширный пустырь, куда дети приходили с родителями запускать воздушных змеев, и где время от времени устраивались танцы и гулянья. Здесь Беран приказал возвести большой шатер, в котором могли демонстрировать свои прелести женщины, желавшие стать платными наложницами «аналитиков». Новое учреждение получило широкую огласку, так же как и новый указ панарха, объявлявший все не зарегистрированные правительством частные договоры между женщинами и «аналитиками» противоправными и преступными.

Наступил день открытия шатра. В полдень Беран прибыл, чтобы взглянуть на новое учреждение собственными глазами. На скамьях в шатре уже сидели женщины — не больше тридцати; они представляли собой жалкое зрелище — непривлекательные, подавленные, раздраженные насмешливым любопытством зевак.

Беран удивился: «И это все?»

«Больше никто не пришел, сиятельный панарх!»

Беран нервно погладил подбородок. Услышав за спиной какой-то шорох, он обернулся и увидел человека, которого меньше всего хотел видеть — Палафокса.

Беран заговорил первый, преодолевая внутреннее сопротивление: «Выбирайте, лорд Палафокс! Тридцать самых очаровательных прелестниц Пао готовы подчиниться любой вашей прихоти».

Палафокс беззаботно отозвался: «Переработанные в мясорубке, они могли бы пригодиться в качестве удобрения. Не могу представить себе никакого другого применения для этих ходячих трупов».

Слова раскольника содержали скрытый вызов — игнорировать вызов, не отвечать на него было равносильно отступлению. Повернувшись к женщинам и демонстрируя их широким жестом, Беран ответил: «Лорд Палафокс, теперь вы могли бы заметить, наконец, что перспектива многолетнего прозябания в дортуарах «аналитиков» не вызывает у паонезских женщин ни малейшего энтузиазма — как я и предполагал. Отсутствие предложения, соответствующего спросу, подтверждает справедливость моего указа».

Палафокс молчал. Какой-то инстинкт предупредил Берана об опасности. Оглянувшись, он заметил, что раскольник поднимает руку — лицо Палафокса превратилось в обтянутый кожей череп, искаженный ненавистью. Указательный палец был направлен на Берана — панарх бросился плашмя на землю, и голубой луч прошипел у него над головой. Беран успел ответить тем же — он приподнял руку, и луч энергии вырвался из его пальца, прочертив дымящуюся линию от локтевого сустава правой руки Палафокса вверх через предплечье и плечо.

Голова Палафокса резко откинулась назад, рот его судорожно сжался, глаза закатились, как у взбесившейся лошади. Вскипевшая кровь пузырилась, расплавленные проводники и соединения изуродованной руки испускали едкий черный дым.