Исайя Хэссел - Убожество

– Пятьдесят лет.

После таких слов повисла тяжелая, вязкая тишина. Она обволокла кожу, влезла в уши, давит на мозг и изнутри выдавливает глаза. Даже легкие наполнились ей и стало трудно дышать.

– Так долго… – в тихом шепоте старика слышится самый разный спектр чувств, от отчаяния до недоверия.

Старик вновь впал в ступор, но в этот раз совершенно по-иному. Ему все еще трудно соображать, но сейчас, после того как он услышал эту страшную цифру, его мозг работал так быстро, как только мог. Что-то смущало его в этой цифре. Пятьдесят лет… пятьдесят… так долго. Здесь что-то не так, но что?

– Сколько мне лет? – спросил старик, так ни разу и не моргнув за последнюю минуту.

– Сто восемь.

– Сколько? – снова старик задается этим вопросом.

И снова Август повторяет ему, хотя старик и так понял с первого раза:

– Сто восемь.

Старик замолчал. Ему не только нечего больше сказать, но он и не может. Это слишком много для него. Сто восемь… так долго не живут. Старик понимает, что находится на грани истерики, нервного срыва. К глазам уже подступили слезы, нос заложило, голос срывается, но он не может остановится. Ему еще нужно узнать так много информации…

– Мы всегда были одни?

– Нет, нас было много. Больше пяти сотен человек, – отвечает Август и, опережая следующий вопрос старика, продолжает. – Остались только вы. Все остальные умерли от старости, болезней, иногда несчастных случаев. Жизнь под землей наложила свой отпечаток на каждого.

– Почему мы оказались здесь?

– На сегодня достаточно вопросов.

– Ты умалчиваешь, ты что-то скрываешь от меня! – в очередной раз старик обвиняет Августа.

– Это действительно так, – признается Август. – Постепенно я все расскажу, но я не могу рассказать вам все одним днем. Я здесь для того, чтобы заботиться о вас, а не для того, чтобы каждый день доводить до нервного срыва. Вы ведь каждый день задаете мне одни и те же вопросы, а потом забываете это.

– Ты говоришь не правду!

– Я говорю правду. И я и так рассказал сегодня гораздо больше, чем планировал.

– Мне не нужна твоя забота! – в голове старика слышится обида.

– Еще как нужна. Виталий, вам пора спать. Вы слишком сильно разнервничались. Завтра мы продолжим наш разговор, и я обещаю, что расскажу больше, чем сегодня.

Старик действительно устал. Напоминание об этом стала словно пощечиной, после которой глаза начали закрываться против воли.

– Завтра… – пробормотал старик. – Завтра…

– Завтра, – подтвердил Август и помог старику улечься.

Он укрыл его всеми одеялами и выключил свет. Старик мгновенно уснул.

Машина остановилась, и водитель заглушил мотор. Однако человек, сидящий на заднем сиденье, не спешил из нее выходить. Он сидел, сильно запрокинув голову назад и, закрыв глаза, о чем-то напряженно думал. Его молчаливая неподвижность затягивалась, и водитель начинал нервничать, не зная, что ему дальше делать. Он напряженно наблюдал в зеркало заднего вида за своим пассажиром, стараясь не пропустить ни малейшего движения. Казалось, будто человек на заднем сиденье уснул или даже потерял сознание. Последние несколько часов он вел себя сильно напряженно и вот словно впал в ступор, который продолжается уже больше пяти минут. Тревожить своего пассажира водитель долго не решался. Однако, они ехали сюда не для того, чтобы просто постоять на месте. Они приехали на очень важные переговоры и, к тому же, уже значительно опоздали.

– Виталий Викторович? – осторожно позвал водитель, когда напряжение стало уже невыносимым. Им нельзя надолго задерживаться на одном месте, а они уже стоят здесь больше пятнадцати минут.

Виталий Викторович соизволил открыть глаза и после этого тяжело вздохнул. Ему очень хотелось, чтобы его сегодня не трогали. Чтобы у него была возможность спокойно посидеть в своем кабинете, попить кофе, а может даже виски, после чего можно было бы снять с себя надоевший галстук, закинуть ноги на стол и расслабиться. И теперь он здесь, сидит и предается мечтам, как можно дольше откладывая самый неприятные переговоры за последние… даже трудно сказать за сколько лет. За годы, за десятилетия. На самым деле, это не так важно. Гораздо важнее то, что Виталий совсем не хотел туда идти. Однако, ему придется. Это необходимо. К тому же, без охраны. Он не выходил в люди без охраны уже несколько десятилетий, а сейчас ее даже в здание не пустили, чтобы она досмотрела всех находящихся внутри и убедилась, что здание не заминировано. Когда он узнал о недопуске охраны, Виталий хотел оказаться, но ему приказали. Приказали рисковать своей жизнью и ради чего? Ради каких-то переговоров, которые вряд ли к чему-то приведут. Как Виталий опустился до такого? Ведь все было хорошо еще год назад. Почему так быстро все изменилось?