Рубен Аракелян - Камень на камне

Эту ночь я провел не в бетонном коробе без кровати и света, с одиноким толчком в углу, а во вполне комфортабельной комнате, с принудительной вентиляцией, приятным люминесцентным освещением, и холодильником с едой. Не знаю, повезло ли так же влюбленной парочке моих друзей, но, не беспокоившись теперь об их жизнях, я предположил, что они перенесут все тяготы заключения. За всю ночь я спал не больше часа, мысли не давали сомкнуть глаз. Зачем все это? Зачем Фероузу понадобилось посвящать меня в эти тайны, казавшиеся тогда совершенно безумными? Наверняка он хотел переманить меня на свою сторону, использовать в своих целях. Эти мысли практически полностью вытеснили размышления о том, правду ли он говорил. Теперь все сказанное им казалось абсолютным бредом, я даже не допускал обратного. Единственное, что волновало меня, так это то, какой был план у Фероуза на меня.

Счет времени здесь, в подземелье на Сириусе терялся сразу после того, как ты переставал отсчитывать секунды в своем уме. За все время пребывания в бункере я не увидел ни одних настенных часов. Позже я задал этот вопрос Фероузу, на что он в свойственной себе манере ответил ровно настолько, насколько нужно было для того, чтобы заставить мой разум гадать в поисках скрытого смысла. Ты бессмертен, если не сверяешь свою жизнь с часами. Если меня заперли в комнате вечером, то, пожалуй, дверь открылась только утром. Двое вооруженных конвоиров без лишних слов провели меня по узким коридорам и лестничным маршам до небольшой галереи, в которой уже ожидали окончательно пришедший в чувства Арес и Джина. Меня поразило, что они были рады видеть меня тогда, я не мог ответить им взаимностью. После краткой беседы стало ясно, что их в свои тайны Фероуз не посвящал. И снова я угодил в замешательство. Почему он поступил так? Почему именно я? Каковы были его мотивы? Стоило ли мне делиться всем этим со спутниками? Ответ пришел сам собой. За стеклянной стеной включился яркий свет. Внизу, за стеклом, возле металлического стола, стоял Фероуз, облаченный во врачебный халат. Рядом с ним была девушка, которую я уже видел в его кабинете днем ранее. Она настраивала внушительных размеров и, очевидно, возраста, медицинского робота, какими уже несколько лет не пользовались на Земле. Этот же, судя по внешнему виду, был вполне функционален и ухожен. Фероуз отдернул простыню, закрывавшую что-то на столе, и нам предстало изувеченное тело очевидно убитого человека. Труп был довольно свежий. Не буду описывать все детали происходившего далее, скажу лишь, что Фероуз со своей ассистенткой совершали ужасный, мерзкий акт осквернения. Они вместе с роботом делали операцию по пересадке изувеченных органов трупа, замене их на новые, хранившиеся тут же в морозильной камере. Мы втроем смотрели за происходящим, словно завороженные на протяжении нескольких часов, не произнося ни слова. Что-то странное было в царившем внизу безумии, что-то дикое и тошнотворное, но, между тем, притягательное и необъяснимое. Они оперировали труп, будто это был живой человек. Спустя пару часов все завершилось, Фероуз вытер руки, извлек из кармана какой-то округлый небольшой предмет на подобии ингалятора и, вставив его одним концом в рот прооперированному трупу, нажал на кнопку. От неожиданности Джина, сидевшая рядом, вскочила на ноги, а Арес выругался. Это было все, что мы успели сделать, прежде чем свет за стеклом снова погас. Он ожил, в этом не было ни малейшего сомнения. Его грудь поднялась, делая глубокий вдох, и он резко выпрямился на столе, будто пробудившись от кошмарного сна. Это было невозможно, но это был факт. Фероуз оживил мертвеца.

Не знаю, сколько осталось времени. Похоже, эти люди, наконец, осознали бессмысленность подобного времяпровождения. Им от меня ничего не добиться. Этот момент должен был наступить рано или поздно. Не потому что я такой стойкий, а потому что я понятия не имею, где сейчас может быть Арес вместе с тем, что им так нужно. Я спал прошлой ночью, впервые за не помню уже сколько дней. Спал как младенец, и даже боль, которая расходится от ноги по всему телу и доходит до самой макушки, ее как будто и не было. Я уже ничего не чувствую, ни голода, ни жажды, ни боли. Видимо, конец близок. Несколько раз я уже испытывал нечто подобное, но тогда все происходило настолько быстро, что разум просто не успевал прибегнуть к отчаянию или сожалению. Здесь же, за эти дни я вдоволь насладился этими чувствами. Но теперь уже все, назад пути нет. Надежды на спасение не было с самой первой минуты, да, пожалуй, еще раньше, с самого первого дня на Сириусе. Это был билет в один конец, как я и хотел. Забавно, но еще пару дней назад я пожелал бы отмотать пленку на тот день, когда получил информацию о Фероузе. Это все страх, без сомнений. Сейчас его уже нет. Я иногда стараюсь отыскать хоть что-то, способное удержать меня здесь, способное заставить меня бороться и надеяться, но внутри будто бы опустело. Нет ничего.