А в ответ…
В полной темноте наступила полная тишина.
Ещё не абзац, но уже близко: собеседник перестал дышать. А также — пыхтеть, шелестеть и чесаться.
Помер? — Грустно будет, поговорить не с кем.
Нет, живой. Ползёт. Факеншит! Да что ж ты так пахнешь?! Триметиламинурист. Только — не наследственный, а благо-приобретённый. Точнее: порубо-…
– Откеля прознав?
– Откеля-откеля… оттеля.
* * *
Всякая нормальная крепость должна иметь системы подземных коммуникаций. Слуховые галереи выносятся в предполье для обнаружения вражеских подкопов. Дальше — минная война. По-сапёрному: «тихой сапой». Порох — не обязателен. Кажется, древние вавилоняне поймали как-то своих противников: прокопались в их туннель и запалили там битум. Газовая атака. Большая часть отборного атакующего отряда так и осталась в туннеле. Традиции сохранились в регионе, активно применяются в секторе Газа и пригородах Дамаска.
Мы не на Востоке, а в Москве. Но здесь тоже копают. Внезапное острое желание Ивана Грозного — «вот прям сразу!» — жениться на королеве Елизавете было выражено среди ночи английскому послу, приведённому в царские покои в Кремле по подземному ходу.
Я уже говорил, что в человеческих поселениях единожды принятые решения по размещению чего-нибудь где-нибудь — часто воспроизводятся веками. Проходят войны, пожары, смены формаций и государств, но топология воспроизводится раз за разом. «И до нас люди жили. Нас — не глупее». И на месте мелочной лавки Рабиновича конца позапрошлого века стоит трёхэтажный универмаг пана Гетьмана, а на месте кузницы «шановного» Федорченко побывала и «Сельхозтехника», и механический завод «Мак, Дак энд Гузь».
Через двести лет после Боголюбского, Иван Калита поставит новую дубовую крепость. Более чем втрое удлинив линию стен. Менее чем через тридцать лет после Калиты — Дмитрий Донской построит «белокаменную». Почти полностью соответствующую Кремлю 21 века по площади. На месте Спасской башни находились Фроловские ворота, на которых, во время осады Москвы Тохтамышем, дрался и ругался знаменитый Адам-суконник.
Ещё через столетие Иван Третий построит последний, кирпичный Кремль в 2.5 км длиной.
Вот этот «уголок» — стрелка Москва-реки и Неглинной — самый старый. Решения первых строителей, вернее всего, в этом месте воспроизводились последующими. В России строения очень интенсивно горят или ветшают — восстановление случается куда чаще, чем — «… до основанья. А затем…». — А зачем?
Арсенальная, Тайницкая, Боровицкая, Водовзводная… да с какой из башен Кремля не связаны слухи о подземном ходе?!
* * *
– Или даром меня люди «Зверем Лютым» зовут? Ежели сути не знать, то всякая «лютость» — в глупость превращается. Колись, Градята. Где ходы копали? Из Боровицкой — к Неглинной, а из Тайницкой — к Москва-реке?
Тут мы малость поспорили. Тайницкой башни в Кремле ещё нет. На том месте стоят Чешские ворота. Почему «Чешские» — не знаю. Но башня над ними есть. Впрочем, обилие башен с воротами — постоянное свойство Московского Кремля. Отражение склонности к активной обороне, к проведению вылазок.
Градята то шипел, то плевался. Пытался уличить меня в невежестве в части крепосте-строительства. А чего уличать? — Я и так про свой дилетантизм в этой области знаю. Но у меня есть Фриц, мы с ним общались много. Опять же — опыт кое-каких построек на Стрелке.
– На какой такой стрелке?! Дурень! У Неглинной вся стрелка мокрая! Тама ничего построить нельзя!
– Сам дурак! У меня своя Стрелка — Окская! Где я, как Воевода Всеволжский, что хочу — то и ворочу.
– Э… дык… Врёшь! Сказывал — гонец! А ныне хвастаешь — воевода, де!
– А что, одно другому — помеха?! Князь Андрей воеводой поставил — воевода. Князь Андрей упросил по делам его сбегать — гонец. Что непонятного? Ты лучше обскажи — куда тот ход выходит.
Всё-таки он несколько свихнулся. Восемь лет заточения сильно изменили психику бывшего городничего мастера. Он — то шептал, и брызги слюней летели в моё ухо, то — начинал орать. И брызги летели мне в лицо. Пытался пихаться. И получил… больно. Наругался сильно и уполз в свой угол. Возвратился и попытался меня… подкузьмить. За что получил… по сусалам. Долго вонял. В прямом и переносном смысле. Снова плакал, ругался, плевался и ползал. По горячке заполз в левый угол. Ну, где отхожее место. И долго там ковырялся, матерился и плакал. Расцвечивая моё порубное пребывание — разными… «запахами и звуками». Которые доходили до меня — «стайкою наискосок».
Читать дальше