* * *
– Спасибо на добром слове, мил человек. Звать-то тебя как?
– Меня-то? Колысь, Градятой кликали. Давно. Уж лет восемь.
Что-то охнуло, закхекало, зашевелилось, зашелестело в темноте, придвинулся запах давно скисшего, сгнившего. Пахнуло так, что у меня, даже уже принюхавшемуся к подземелью, резануло глаза. Что-то мягкое коснулось шеи…
Ой! А я и не думал! Что после дороги, где постоянно — в путах да вязках, смогу руками двигать! Но автоматизм сработал: жёсткий блок в кость, захват… чего-то… Бросок, фиксация…
Факеншит! В темноте, на ощупь! Где у него голова?! — Нет у него головы! А с другой стороны?
Под руками шевелилось что-то мягкое, липковатое, волосатое, вонючее… Перхало, пытаясь отплеваться, вздохнуть воздуху.
– Ай! Отпусти! Больно! Стражу кликну!
– Ой ли? Успеешь ли?! А вот землицы горсточка. Прямо в грызлице. Ну, что? Чем звать-то будешь?! Дур-рак. Лезешь без спроса. Ладно, живи.
Отпущенный мною Градята отплевывался, отхаркивался. Выразительно подвывая и ругаясь:
– Понаехали тута всякие! Даже и в порубе спокою нету!
отполз куда-то в темноту.
Я же сделал то, чего был лишён все эти дни — вытянулся. Прямо на этой грязной, неровной, холодной земле. Во весь рост.
Завёл руки за голову, и стал проверять: а весь ли я цел, а всё ли у меня на месте? К моему удивлению — даже кое-что лишнее появилось. Слева под рёбрами болит чего-то. Поджелудочная железа? Ну здрасте! Рано мне ещё. Не по моим годам.
* * *
Точнее — не по годам моего тела. О! А вдруг у него, у тела моего, это врождённое? Типа — наследственное. Или — следы тяжёлого детства, случившегося до моего вселения?
Интересно, а что делают попандопулы, когда вляпываются в тела инвалидов? Пара-попандопулизм… как-то не встречалось. Мы ж такие! Мы ж все исключительно здоровые. Как олимпийцы. Не в смысле движения — там тоже больные, а в смысле — боги Древней Греции. Хотя те тоже мучились. Гефест, к примеру, хромой, у Геры — фригидность, а Зевс вообще — головой рожал.
Вот, представьте, вляпались вы в тело с ярко выраженной метатесиофобией. И как тогда прогрессом заниматься? Чуть-что новенькое — сразу в обморок. «Заболевание несовместимое с жизнью». В смысле — с жизнью инноватора-прогрессора.
Или, к примеру, наследственная триметиламинурия. Это когда в организме накапливается триметиламин, который, выделяясь вместе с потом, создаёт характерный запах — пахнет тухлой рыбой, тухлыми яйцами, мусором или мочой. Аж глаза режет. Тут в обмороке — все окружающие. И как из такого тела ощастливливать всё человечество? — Только по переписке. С предварительным проветриванием и прополаскиванием каждого «ценного прогрессивного указания».
* * *
Резкий подъём перекатом… о-ох… позволили выявить у себя ещё и рёбра. В двух местах. Не считая свеже-ободранных коленей. После чего сел у стеночки в позу лотоса, представил себе бесконечное тёмное полотно — а чего его представлять? И так темно как у… мда. И стал доводить себя до душевного равновесия путём телесного закипания. В смысле — поднимая температуру тела до выступления пота.
– Эй, а ты хто?
Факеншит! Кажется, я смогу закипеть и без физзарядки! Придурок! Человека на краю нирванной нельзя пугать — свалюсь в эту ванную.
– Иван.
– Ага. Ну. А хто?!
Нет. Не дадут. Медитирование с пропотением и выпадением в транс — отменяются.
– Гонец. Князя Андрея.
– Хи-хи-хи… А я — строитель. Князя Андрея.
Во блин! А я думал по запаху — тот чудак, который в русской классике пирогами с тухлой зайчатиной торговал. А, да — того же потом князем назначили. Хотя тоже — должны были посадить.
– И что ж ты такое Андрею построил, что тебя в поруб сунули?
– А ты не замай! Ты не знашь — так молчи!
Градята возмущённо запыхтел. Но желание потолковать со свежим человеком оказалось сильнее кратковременной обиды:
– Я ему вот эту крепость поставил. Понял?! Сам! Вот этими руками!
– Что, сам-один? Всю крепость?
– А? Не. Ну. Я, это, крепостником был. Городничим.
Кем-кем?! А я-то думал, что крепостники и городничие — совсем другие. Первые должны быть садистами, вторые — взяточниками. Хотя дядя вполне может быть и тем, и другим. Или — несколько некорректно термины применяет.
– Не городничим, а городником.
Не — огородником, не — городошником, не городителем… Я уже так хорошо знаю здешний русский язык, что даже осмеливаюсь поправлять туземцев.
– А, один хрен.
– Богато, поди жил?
Читать дальше