Виктория Воробьева - Юнона

— Ммм… — аватарка Мишеля пошевелила бровями. — Если честно, не вижу большой разницы. Хорошо, он возьмет с собой что-то, что позволит ему сделать наши копии через сотню лет и за тридцать парсек отсюда.

— Ну да.

— И в чем проблема?

— Нет никакой проблемы. Ты или соглашаешься, или нет.

— Ну, разумеется, я соглашаюсь! — воскликнул он. — Какие еще могут быть варианты?

— Как все просто, — буркнула Линда. — Ты не забыл, что для этого тебе придется пустить в свой мозг инопланетное чудовище?

— Ну и что? — хладнокровно спросил Мишель. — У нас половина экипажа пустила себе в мозг инопланетное чудовище, и, по-моему, еще никто не жаловался.

— Пустить в себя чудовище — это действительно ерунда на фоне всего остального, — спокойно сказал Макс Гринберг. — Задай себе другой вопрос. Для чего тебя берут с собой? Зачем ему твоя копия? Заметь, ты будешь не в виде воспоминания, не в виде рена, а весь целиком со способностью думать, чувствовать и принимать решения.

— Ну и зачем?

— Наш старик уже явно наигрался с болью и страхом, его это больше не заводит. А вот его будущим ученикам, подросткам четвертой стадии, это будет в самый раз. Не хочешь оказаться в положении хомяка, которого добрые родители подарили своему любимому чаду? Типа, чтобы он учился доброте и умению заботиться о других? А потом второго хомяка, третьего хомяка, четвертого хомяка, потому что первого уморили голодом, второго забыли зимой на балконе, а третьего бросили в пруд или поиграли им в футбол? Если у Си-О есть твой Слепок, он может сделать столько твоих копий, сколько ему понадобится. И ты, даже умерев, не перестанешь быть его игрушкой.

На минуту в эфире наступила тишина.

— Мда… картина эпическая, — пробормотал Дэн после паузы. — Сам это придумал или как?

— Или как, — буркнул Макс.

— Я с собой никого не зову, — спокойно произнес Алекс.

— Ты хочешь сказать, все это правда? — изумленно воскликнула Нэлл. — Патрону нужны наши Слепки именно для этого?

— Отчасти, — помолчав, ответил тот. — Конечно, никто не будет играть нами в футбол, но, вполне вероятно, что нас действительно ждет множество жизней. В разных мирах и разных обстоятельствах. Независимых друг от друга, как независимы стебли кустарника, растущие из одного корня. С общей памятью до момента создания Слепка и совсем разным продолжением. И каждая жизнь будет ощущаться как первая и единственная.

— Ну, чистое Колесо Сансары, — пробормотала Марика. — Охренеть.

— А смысл? — спросила Нэлл.

Она чувствовала себя ошарашенной.

— Смысл есть, но я не могу передать его словами, — ответил Алекс.

— И ты на это пойдешь? Зная все это? Все равно согласишься?

— Я уже согласился. Но, повторяю, никого с собой не зову.

— Вот только не надо строить из себя искупительную жертву, — проворчала Марика. — Раз уж ты согласился, я тоже соглашусь. Ничего, не развалимся — почистим карму, научим углеродных детишек состраданию...

— И я соглашусь, — медленно сказал Мишель. — На все воля Аллаха. Правоверным постыдно избегать испытаний.

— Сумасшедший дом, — с чувством прокомментировала Линда.

Нэлл, уже не слушая, откинулась в ложементе, закрыла глаза, соскальзывая в знакомый сияющий хаос. Несколько секунд ожидания — и ее сознание наполнилось чужим вниманием, как сосуд наполняется водой. Снова не потребовалось никаких слов, никаких объяснений — Си-О понял ее вопрос прежде, чем он был задан.

Она почувствовала ответ, но не смогла бы выразить его словами. В нем была печаль и нежность, нежелание с ними расставаться и желание что-то куда-то принести, стальной оттенок неотвратимости и надежда на что-то, что они должны исправить. Необозримо огромный мир был готов открыться перед нею, и это было ни хорошо, ни плохо — точнее, там хватало и хорошего, и плохого.

«Ты не бросишь нас? Не отдашь кому-то еще?» — подумала она, имея в виду тех, кто согласится.

«Нет, не брошу. Вы мои».

«Тогда я тоже согласна».

— Кстати, видел твой ролик, — сказал Алекс. — По-моему, отлично.

— Я два часа на него убила, — призналась Нэлл. — Под конец чувствовала себя шимпанзе с карандашом, неуклюже пытающейся срисовать из азбуки букву А.

— Ну, где-то так оно и было, — улыбнулся Зевелев.

Они сидели в кают-компании, доедая ранний обед; кроме них троих, в зале никого не было.

— Что за ролик? — спросил Том.

— Рен, упражнение на правописание, — пояснила она. — Красный куб на черном фоне. Труднее всего было избавиться от посторонних мыслей. Уму непостижимо, каким мусором набиты наши головы.