Алексей Соболев - Уснувший в приливе

Оказавшись снизу, Аарон протянул парню руку и вместе с Буллером и другими солдатами помог ему встать. Но в этот момент на лице моего друга я увидел удивление и растерянность. Он спросил у парня, как тот себя чувствует, но ждал совсем не очевидный ответ, связанный с травмами после падения. У солдата был сильный жар, измерить который в данных условиях не было никакой возможности, но тот уверял, что он в порядке. Солдат сказал, что способен передвигаться самостоятельно, и направился в глубь леса вслед за нами, слегка прихрамывая.

Пробираясь сквозь ветви невысоких хвойных деревьев, я впервые ощутил смену времени суток, благодаря скрывшемуся за хребтом солнцу. В сумерках передвигаться стало сложнее, а за темной гущей ветвей легко можно было потерять очертания идущего впереди. Воздух, ранее прохладный и свежий, наполнился прожигающим глотку холодом, так что каждый вздох доставлял боль. Сырая от пота одежда сковывала движения, и мы все уже мечтали оказаться в теплых и сухих палатках.

Немного не дойдя до развалин лагеря «Вергилия-1», я увидел, как впереди кто-то из нашей группы свалился на землю, обездвиженный. Это был тот же солдат, который ранее упал со склона во время спуска и у кого Аарон обнаружил сильный жар. Уставшие, мы собрались вокруг него и перевернули на спину. Посмотрев на его лицо, теперь всем было понятно, что жар только усилился и достиг опасного уровня, способного навредить внутренним органам. Руки этого парня скрутило на груди намертво, а его челюсти так сильно тряслись, что зубы успели разрезать плоть его губ. Я попытался снять с него перчатки, чтобы прощупать пульс, но это принесло ему такую боль, что тот завизжал, подобно собаке, которой наступили на хвост. Его кисти распухли, а кожа покрылась влажными сочащимися язвами. Никто из нас не был готов к тому, что взрослый мужчина, который час назад еще был полностью здоров, теперь обессиленный лежит на сыром лишайнике. По имени на его нашивке я понял, что его зовут Мозес, капрал Мозес.

В тот момент я думал, что парень подхватил какой-то вирус, который стал прогрессировать из-за ослабленного иммунитета. Но болезнь развивалась так стремительно, что мои идеи были сразу отвергнуты доктором Брауном, который, однако, не смог предложить лучшую теорию взамен моей. Клиническая картина со стороны напоминала острый вирусный менингит или что-то подобное. Без большой дозы антибиотиков шансов у солдата практически не было. Услышав это, один из парней Буллера, которого звали капрал Рамзи, сорвавшись на нас, призвал не разводить пустую болтовню, а скорее нести Мозеса в лагерь. Позднее я узнал, что парни были близкими друзьями и прикрывали друг друга.

Наша группа ненадолго растерялась, но в итоге смогла взять себя в руки, чтобы двигаться дальше сквозь хвойные заросли. Рамзи и еще несколько солдат собрались нести измученного товарища, а все остальные взяли на себя их вещи. Даже Буллер не остался в стороне, закинув себе на плечо пару винтовок своих ребят.

Я чувствовал, как запекшаяся кровь от порезов склеила кожу с перчатками так, что каждое движение отзывалось жгучей болью, которую не притуплял даже холод. Мы двигались очень медленно, стараясь не упустить из виду спину идущего впереди члена команды, постоянно оборачиваясь. Я был потрясен стойкостью солдат, несущих на руках своего беспомощного друга, который то и дело пытался снять с себя одежду. Он постоянно бормотал в бреду, что ему очень жарко, и просил, чтобы его положили на землю, но капрал Рамзи и другие ребята, не сбавляя шага, продолжали идти.

Путь в несколько километров занял более четырех часов. Силы давно нас оставили, и мы шли, по всей видимости, на выданный высшими силами аванс, когда я увидел на вершине ближайшего холма зонд, установленный мной и Аароном. В этот момент я был не способен контролировать свои эмоции, яростно вскрикнув что-то бессвязное. Лагерь был уже совсем близко за холмом, оставалось лишь обогнуть его. Слабые солнечные лучи, прорезавшись сквозь горный хребет, теперь били нам прямо в спины. Я шел вслед за своей тенью.

Западная Антарктида. Южное побережье моря Уэдделла.

24 или 25 ноября 2078 года.

За всю мою жизнь не было ни одного места, которое я смог бы назвать домом и куда мне хотелось бы возвращаться. С самого раннего детства и до момента трагической смерти моего отца мы постоянно переезжали, а домом в моем понимании стало строение с полом, стенами и крышей, не обогретое ни родительским вниманием, ни какой-либо историей моего взросления. Мне хочется верить, что подобный образ жизни и послужил причиной того, что даже в собственную семью я не торопился возвращаться. Многочисленные длительные командировки, в которые мне приходилось ездить по несколько раз в год, совершенно обесценили дом как что-то сокровенное, где тебя любят и ждут. Я пропускал, как растет мой ребенок, не замечал, как кончается терпение моей жены, и еще вдобавок сам изъедал себя мыслями, что только мешаю своим близким быть по-настоящему счастливыми.