Валерий Сабитов - Миражи мира Яви

— Они сидели там долго. Не так долго, как тот, с которым вы встретились. И исчезли. Бесследно.

Ефремов, немного поколебавшись, подошёл к ближнему октаэдру и дотронулся до грани рукой. По Долине прошелестел звук, похожий на затухающий струнный аккорд. Или словно эхо принесло отзвук разбитой где-то в ближних горах хрустальной вазы.

— Осторожнее, — сказал Вёльв, — Здесь может произойти что угодно. Долина закрыта от влияния Поля, мы как бы в зоне невидимости.

— Тут всегда так мрачно? — спросила Азхара. Место ей очень не понравилось, и она прижалась к Нуру.

Леда, похоже, разделила чувства Азхары. Но, как положено фаэтянке, внешне не дрогнула.

— Долина покрылась туманной завесой после «заселения» кристаллов. Было время «движения отшельников». Народ уходил в кристаллы тысячами. Их потом находили в разных местах, многих вернули. Но эта долина ушла в недосягаемость. Только мы, тринадцать, можем сюда войти и отсюда выйти. Как видите, живой природы нет. Ни флоры, ни фауны. Песок и туман. Ни музыки, ни света лишнего.

— Кристаллы ждут новых поселенцев? — спросил Демьян.

— По-видимому, так. Не избежать новой волны анахоретов. Кристаллы бесцельно не поднимаются и не стоят сами по себе, беспричинно.

Ефремов сказал неторопливо, делая непривычно долгие паузы между словами:

— Следовательно, планета предвидит нечто… Какое-то серьёзное потрясение. Внутреннее или внешнее… Заняться бы исследованием… Песка, тумана, самих кристаллов…

Азхара прижалась к Нуру плотнее; по телу её прошла мелкая дрожь. Леда принялась массировать виски, откидывая непослушную чёрную прядь. Нечто, заполняющее Долину, воздействовало на гостей, обходя Вёльва. Но Ефремов выглядел полным энергии, готовым немедленно заняться исследованием аномальной зоны Гайяны. Присев, он принялся пересыпать из ладони в ладонь песок. Песчинки заметно крупнее прибрежных, и не мягкие. Малейшее их движение вызывало шуршание.

— А начал бы я с простого наблюдения. С созерцания, — сказал он, устремив взгляд в унылую перспективу, украшенную полупрозрачной геометрией, — С поиска простоты и сложности в этой пустыне. А после, когда разум войдёт в резонанс с внешним ритмом, станет восприимчив, обретёт проницательность…

Молчавший двое суток Эрвин заговорил с раздражением:

— Ты ведёшь себя как ребёнок, Ефремов. От жизни в удобствах отказываешься, а тут, среди безжизненных песков, под давлением непонятной завесы, готов работать и искать. Ты сам себя понимаешь?

— Нет, — весело и бодро ответил Ефремов, — Не понимаю. А разве надо себя понимать? Так, чтобы до дна? Препарировать душу… Нет уж, пусть останутся тайны, не только внешние, но и внутренние.

«Исчезло вовсе преклонение перед фаэтами, — отметил Нур, — Не встал он на чистую платформу разума. Не желает минимизации чувств. Горяч Ефремов, и не остудил его пыла космос». И о себе подумал: опять проявилась двойственность. Удовлетворённость переменами в Ефремове — от айла. Тревога за него, братская обеспокоенность — от землянина Валерия. Третья ипостась — оперативника «Чандры» — всплывала реже и без всякого повода, в любом его состоянии. Сегодня её нет.

«Уходит из Ефремова чуждое ему разочарование в себе. Рассеивается тоска по прошлой биографии, где он имел «вес» и значение. И болезненное поначалу несовпадение собственного знания и реальности сыграло роль. Мудр-таки Фиргун! Иван Антонович уже не считает себя эрудитом, готовым научить ближнего правильному восприятию жизни и судьбы. И не переживает от того».

Ефремов распрямился, поднёс горсть песка к лицу, принюхался. Затем покачал, определяя вес, и метнул вверх, в завесу тумана.

Прямо над головами родился гул, непрерывно-протяжённый. Разрастаясь в силе, обретя некий предел, гул покатился, словно множество тугих шаров по наклонной плоскости, к невидимому отсюда дальнему краю жуткого навеса над Долиной. Следом зашевелился песок пустыни. Будто песчаное море пошло мелкой рябью.

Обеспокоенный Вёльв, повернувшись к Нуру, сказал:

— Ефремов непродуманной активностью вызвал непредвиденную реакцию. Предлагаю немедленно укрыться в Корабле.

Вид из Сферы не казался таким мрачным. Тревога Вёльва отсюда выглядела напрасной. И Ананда добавил спокойствия:

— Что, экипаж, испугались? Дисгармонию ощутили? Как детки малые. А если вас в ядро Галактики родной погрузить? Вдруг вы там суперпланетку обнаружите? Где природа регулирует аксиомы да константы совсем не так, как на безобидной Гайяне?