Марина Дяченко - Vita Nostra. Работа над ошибками [litres с оптимизированной обложкой]

Вмешайся. Осмелься.

Зал ожидания был пропитан страхом, будто губка мыльной водой. Они не знали того, что чувствовала сейчас Сашка, но табло вдруг погасло, единственная строчка с него пропала. Побежали буквы: «В ожидании новой информации…»

В этот момент из-под самой тяжелой тучи над посадочной полосой вынырнул темный силуэт. Его болтало в воздухе, как игрушку на нитке, и он шел не вдоль полосы – поперек, почти под прямым углом, это было особенно хорошо видно по направлению прожекторов на круглой морде самолета. Зрелище было таким сюрреалистическим, что в зале на секунду замолкли, прежде чем заорать в голос.

Не может быть, подумала Сашка. Слишком рано, бессмысленно, мы так не договаривались… А вдруг не он сегодня на линии?! А вдруг у него изменилось расписание, или он заболел, или взял отпуск?!

И тут же она осознала, что видит кабину насквозь и видит фуражку, укатившуюся под кресло, и белые пальцы, вцепившиеся в штурвал, и болезненно-сосредоточенные глаза с неестественно широкими зрачками.

Она дернулась, пытаясь вмешаться в реальность, схватить руками воображаемые линии, сместить узлы и все переделать. С таким же успехом можно было рубить топором болото – схема не сопротивлялась, но и не впускала в себя, существуя отдельно от Сашки и всех ее усилий. Вокруг кричали от ужаса люди – у каждого из них на этом борту был кто-то. Тот, кого ждали.

Взвыла под окнами пожарная машина и сорвалась с места, и почти сразу притормозила, будто не зная, где наступит развязка.

Самолет снижался, шатаясь, как пьяный, поперек полосы. Будто желая его добить, сверху упала молния, и прожекторы погасли – погасли все огни, осталась тень, окутанная остаточными разрядами…

И, почти коснувшись колесами бетона, эта тень повернулась по-балетному плавно, почти на девяносто градусов, точно вдоль полосы. Из-под шасси полетел дым, и одновременно хлынул дождь, залил стекло и отрезал самолет от зрителей. Сашка в толпе орущих людей побежала по коридору, мимо закрытой линии предполетного досмотра, мимо растерянных сотрудников аэропорта, наружу, под ливень.

Самолет очень медленно поворачивал с посадочной полосы к зданию аэропорта. Ни один огонек на нем по-прежнему не горел.

– Лиза!

Сашка не успела себя остановить. Лиза Павленко сидела на скамейке на улице Сакко и Ванцетти, под облетающими липами, и курила, глядя стеклянными глазами сквозь дымное облако. Сашка не подумала ни о бойкоте, ни о своей вине перед Лизой, она просто рада была видеть, что Лиза цела и руки ее не трясутся, и как бы ни наказывал ее Фарит, это уже в прошлом.

– А, это ты, – к моменту, когда Лиза сфокусировала взгляд и откликнулась, Сашка успела трижды пожалеть о своем порыве. Она была готова к тому, что Лиза махнет рукой и уйдет, но та, наоборот, похлопала ладонью по скамейке рядом.

– Хочешь сигарету?

Сашка подошла, уселась рядом и, не вполне осознавая, что делает, вытащила сигарету из пачки, которую протянула ей Лиза.

…Она сбежала из аэропорта, как только сделалось ясно, что пострадавших при экстремальной посадке нет. Лил дождь, мигала огнями «Скорая», выгружались, таща ручную кладь, пассажиры – они, кажется, испугались меньше, чем люди на земле. Командир в белом кителе не покидал борт – стоял на верхней площадке трапа, контролировал высадку, разговаривал с кем-то по телефону, и казался – издали – очень неподвижным среди общей суеты.

Грозу уносило к западу. Водитель рейсового автобуса затягивал с отъездом – ждал пассажиров. Сашка под редеющим дождем дошла до трассы и села в проходящую маршрутку…

– Дым надо вдыхать, – сказала Лиза. – А не держать во рту. Так у тебя будет рак гортани…

Сашка поперхнулась.

– Ты знаешь, что он со мной сделал? – продолжала Лиза, как сомнамбула. – Он привел ко мне моего Лёшку. Того, кем мой Лёшка стал теперь. И сказал – «Это я тебя еще щажу»… Самохина, учись. Сделай с ним что-нибудь. Если не ты – то никто.

Лиза поднялась и пошла, шатаясь, ко входу в переулок.

Стоило Сашке без сил повалиться на кровать, как ее планшет зазвонил – чуть дребезжащим механическим звонком, ровно таким, который был когда-то у Сашкиной мамы в коридоре на полке. Сашка подскочила, сперва ответила на вызов и только потом сообразила, что ее поймали на нехитрый эмоциональный крючок. Сам этот звук – манипуляция.

– Ты мне звонила, – сказал в динамике Фарит Коженников.

Сашка вспомнила, как смотрела на нее Лиза – сквозь дым. Не нашла в себе сил ответить.