Марина Дяченко - Vita Nostra. Работа над ошибками [litres с оптимизированной обложкой]

– А я был занят, – невозмутимо продолжал Фарит. – Что ты хотела сказать?

– Вы, наверное, цветы поливали, – с ненавистью пробормотала Сашка.

– Цветы? – он удивился. – Может, и цветы, почему нет? Давай, задавай свои вопросы, все равно ведь не удержишься.

– Я выполняю ваше задание, – сквозь зубы сказала Сашка. – Я ищу возможности успевать в классе аналитической специальности, я нашла единственного… человека, который смог мне помочь. Ну и что вы с ней сделали – в награду?!

– О награде речь не идет, – проговорил он с показным терпением в голосе. – Есть правила, их следует исполнять. Поступает сигнал от преподавателя – я реагирую. Иначе как бы вы справлялись с программой?

Сашка молча пережила всплеск ярости и отчаяния. Чему-чему, а владеть собой они ее научили.

– Относительно меня, – она следила за дыханием, – сигналов на этот раз не поступало. Насколько мне известно. Тогда что это было, на аэродроме?!

– Помочь тебе могут двое, – сказал он бесстрастно. – Во-первых, это я, и я помогаю, как могу. Я бужу твою фантазию. Я подсказываю пути. Я помогаю тебе с первого момента, как мы встретились, если ты помнишь…

Сашка прикусила губу почти до крови.

– Но во-вторых и в-главных, это ты, – сказал Фарит. – Помоги себе, Саша.

Сашка остановилась в дверях первой аудитории – на долю секунды. Мысленно размечая временные такты. «Тогда». «Сейчас». Беспечно улыбнулась Физруку, как на площадке для рок-н-ролла. Как будто она девчонка-первокурсница, а он – юный преподаватель физкультуры.

– Ого, – сказал он вполголоса. – Вы уверены, что это стоит делать?

– Нет правил, которые это запрещают, – сказала Сашка.

– Нет правил?

Образ Дим Димыча слетел с него, хотя черты лица не изменились. На Сашку взглянула нечеловеческая личина: крышка от кастрюли и то выразительнее. Преодолевая страх, она выше подняла подбородок.

– Я готова к занятию.

– Откажитесь от этой идеи, – проговорил он механически четко, – и я сделаю вид, что ничего не заметил.

– Дмитрий Дмитриевич, – сказала Сашка, глядя в его пустые, ничего не выражающие глаза. – Вы не оставили мне выбора. Вы не хотите меня учить, вы никому не позволяете меня учить – ну что же. Я найду способ научиться сама.

Секундная пауза показалась ей длинной, как дверной звонок. Сашка находилась сейчас во временном кольце, каждый миг был особенно ценен; она дойдет до финального якоря «сейчас» и отступит назад по времени – в «тогда». Урок повторится сначала, а значит, Сашка сумеет понять чуть-чуть больше. И так до тех пор, пока она не сочтет, что материал усвоен достаточно.

– Начнем, – он встал и подошел к доске. – Считайте и преобразуйте проекцию в динамике. Три. Два. Один…

Сашка выставила правую ногу вперед, чуть согнула колени, будто готовясь к старту. Покачнулась вперед-назад, проверяя координацию и баланс. Сосредоточила взгляд в самом центре доски – так, чтобы видеть все, чтобы взгляд свободно расположился на плоскости.

Маркер коснулся белой металлической поверхности. Зеленый маркер.

Процесс. Сумма… нет, сеть процессов, они сплетены. Очень много разрушения, почти нет созидания. Схема вывалилась в третье измерение, стала объемной, вышла в четвертое – завертелась спиралью, направленная одновременно в прошлое и в будущее. Она была много запутаннее истории о коляске и ледяной глыбе, которую Сашка смогла увидеть на прошлом занятии. Она была сложнее истории самолета в грозу, явившуюся Сашке воочию над посадочной полосой. Эта схема строилась на другом уровне и в другой знаковой системе, и Сашке вспомнились слова Лизы: «Ты наблюдаешь схему, потом схема наблюдает тебя, и, если в этом месте прохлопаешь, схема тебя сжирает…»

То, что было нарисовано на доске, почуяло Сашкино присутствие. Система, которую она не могла ни подчинить, ни хоть сколько-нибудь осознать и понять, ворвалась в сознание и стала драть его на части, давясь и чавкая, заживо разлагая.

Сашка не могла зажмуриться, не могла отвернуться, не могла даже упасть в обморок. Схема на доске жрала ее и тут же переваривала. Сашка осознала, что значит «хуже смерти», но тут ей вспомнился Портнов, Олег Борисович, в узких очках на кончике носа, с длинными светлыми волосами, собранными на затылке: «…вас не отвлечет и не выведет из транса ни будильник, ни окрик, ничего! Только резкое болевое ощущение. Мгновенное!»

И она отыскала выход.

Схема на доске гудела, как осиное гнездо. Сашка стояла спиной к преподавателю, лицом к окну, рот ее был полон крови, указательный палец на правой руке не слушался. Кровь лилась на деревянный пол, Сашка не хотела разглядывать, что там случилось с рукой и где сомкнулись зубы, главное – она была здесь, она была собой, ей было легче.