Песах Амнуэль - Смещение

Япробегает мысленным взором «ближайшие» реальности, отличающиеся на величину квантового смещения. Для классических реальностей, где только и могут существовать люди, квантовая единица на деле может означать (и означает) очень много. Иногда — так много, что жизнь становится невозможна, и планета погибает в жаре расширившейся солнечной короны, а то и вовсе не рождается из-за неудачного распределения масс в протопланетном облаке.

Явыбирает миры. Это легко — просмотреть, прочувствовать. Миров бесконечно много, и Яне может учесть все. Впрочем, можно попытаться, хотя для этого придется отказаться от понятия времени, и Япока не знает, возможно ли это в принципе, но, главное, — если возможно, не приведет ли к всеобщему коллапсу волновой функции или — что ничем не лучше — к декогеренции, распаду сознания Яна бесконечное число сознаний и подсознаний составляющих Яиндивидуумов.

И еще. Японимает, внезапно, неизбежно и радостно, что ничто человеческое Яне чуждо. Ялюбит, Яненавидит, Яскорбит, радуется, верит (странное ощущение — вера, но она у Яесть, как есть и неверие). Яхочет бродить по институтскому парку в Принстоне, по тропинкам, по которым ходили в разное время Эйнштейн, Вигнер, Уилсон, Линде, множество ученых, чьи мысли и идеи структурировали реальности, вне воли и понимания их создателей изменяли распределение вероятностей, смещали максимумы — по сути, создавали будущее, бесконечное число разных будущих.

Япротиворечит себе, это важное качество метавидуума. Метавидуум внутренне противоречив по определению — иначе Яне может эволюционировать, а эволюция неизбежна, как рост энтропии.

Шеффилд — противоположность Кодинари. Ализа бешено ревнует Лауру к Алану, Лаура отвечает взаимностью. Это хорошо, хотя и составляет определенное неудобство, когда Япринимает важные решения. Однако неудобство с лихвой компенсируется эмоциональностью.

Есть, однако, изъян. Или, напротив, достоинство, которое Япока не оценивает. Я-Вителия запутана с Лиз Эверетт, покончившей с собой, во всех известных Яклассических реальностях. Из-за принципа неопределенности Лиз ушла из жизни в интервале от 1992 до 1997 года, сведя счеты с жизнью на Гавайях, в Рио-де-Жанейро, Сиднее, Джакарте и даже в Осаке. Важно, что запутанность Виты и Лиз не приводит к физической склейке, и Лиз не становится частью Я. Яощущает это как ущербность и неопределенность причин и следствий. Я— не совершенное существо, Яэто понимает. Прекрасно — есть возможность развития! Яэто печалит, потому что Яне может понять Яполностью. Возможно ли это в принципе — понять Я?

Алан и Ализа вернулись в Принстон поздним вечерним рейсом. Ализа пыталась вздремнуть, но мысли и чувства не давали расслабиться. Она ощущала себя частью Яи еще кого-то, большего, чем Я. Она пыталась мысленно создавать математические структуры, Алан сначала помогал, потом подумал, что это ни к чему, а оставшийся в Вашингтоне Хью сказал, что математика отвлекает Яот движения к цели. Хью был прав, но математические символы рождались сами по себе, Ализа ничего не могла с этим поделать. Тогда вмешалась Лаура, заметив, что Ализа пытается с помощью математики отвлечься от чувства более значительного — от любви к Алану.

«Ты ревнуешь!»

«Да», — призналась Лаура, и Алан подумал вслух, чтобы обе слышали:

— Девочки, я люблю вас обеих, ведь это то же, что любить себя.

— А себя ты любил всегда! — с иронией подхватила Ализа.

Алан смотрел в окно, самолет начал снижаться, запад нещадно горел угасающим солнечным пламенем, и Алан видел не только жгучую фотосферу, но смутные очертания короны. Непривычное зрелище, о котором Хью сказал, что теперь, похоже, Яможет воспринимать недоступные прежде нюансы — например, контрасты в яркости и много чего еще, для индивидуума недоступное.

— Мамочка, как красиво! — воскликнула Вита, видевшая, то, что видел Алан, и то, что видела Лаура, и то, что было перед глазами Хью и Шеффилда. В первые мгновения девочке было страшно, она подумала, что возвращаются кошмары, от которых ее избавила доктор Шолто, но Лаура взяла дочь за обе руки, Алан ее успокоил радостной эмоцией, Хью довольно резко заставил страх уснуть в общем подсознании, а раскрывшаяся перед Витой память Яоказалась такой увлекательной, что девочка погрузилась в нее, вскрывая слой за слоем. Память сопротивлялась, как желе, которое Вита рассекала ложечкой, чтобы отправить в рот сладкий кусочек детской радости.