Песах Амнуэль - Смещение

Он не стал звонить Марку, предупредил миссис Чарлз, что будет отсутствовать день-другой, клиентов, записанных на сегодня и завтра, переписать на более позднее время, не беспокоить его по пустякам, а пустяки — это все, что происходит сейчас в мире. Он вызвал такси, отправился в Мартин-хауз и уже не помнил, какие слова произнес, но сказал, видимо, нечто, заставившее Эверетта прервать репетицию, бросить музыкантам что-то вроде «Продолжайте без меня, мне нужно срочно уехать», и они помчались в аэропорт. Билеты он заказал и оплатил, когда здание аэровокзала уже вздымалось перед машиной, как айсберг, отколовшийся от безмолвного антарктического ледника. На регистрации они оказались последними, салон самолета был полупустым, в ряду из трех кресел они сидели вдвоем, и Кодинари на мгновение показалось… померещилось… почудилось… что в пустое кресло справа опустилась Марта в узком зеленом платье, в котором она была в тот день, он еще сказал ей, что платье ее стройнит, и поцеловал в щеку, хотя мог в губы, он до сих пор мучил себя вопросом: почему тогда он поцеловал жену в щеку, а не в губы, как обычно.

Кресло было пустым. Обед он все-таки съел — аппетита не было, но и отказаться не смог.

Эверетт спал или делал вид, что спит, самолет летел или делал вид, что летит, потому что движение почти не ощущалось. Марк злился, и адвокат это чувствовал, а может, Марк спал, а чувства обманывали Кодинари, как в тот день, когда Марта…

Не думать о белой обезьяне.

Стало темно.

Что-то было не так…

Что-то было не так с самого начала.

С той минуты, когда Кодинари переступил порог его кабинета. Еще до того, как был вскрыт пакет и на свет явились одиннадцать исписанных математическими значками листов.

В правом кресле у окна сидит детектив Карпентер, на угловом диванчике — девочка Вителия, странное существо, в свои двенадцать лет она выглядит на девять, а говорит, будто взрослая женщина. Девочку обняла ее мать, журналистка Лаура Шерман. Нервничает. Она тоже полагает, будто что-то идет не так? Шеффилду передается (флюиды? Эмпатия? Напряженные нервы?) ее состояние, и, может, потому возникла мысль — что-то пошло не так, и теперь…

Явились Кодинари с Эвереттом, Эльза доложила и заняла место свидетеля, в левом кресле. На ней было зеленое платье с широким темным поясом. И большая брошь на груди — Шеффилд прежде не видел этой броши у Эльзы, и не будь ситуация столь напряженной, непременно спросил бы. О броши? Или о платье?

Почему? То есть не «почему не спросил», а «почему не обратил внимания»?

Такого не могло быть. Эльза все время была у него на глазах. Вышла секунд на десять, чтобы встретить Кодинари.

Черт. А кресла? Они всегда так стояли. Но ведь раньше… Об этом он тоже не подумал? Когда он приехал в офис утром, эти кресла… Да, как всегда, как много лет! В кабинете было два — ДВА — кресла. Одно у окна, другое — перед столом, а у противоположной стены всегда стоял стол Эльзы. Кресло было — маленькое, Эльза сама его выбирала, чтобы ей было удобно.

Будто прорвало плотину.

Стены в кабинете были покрашены в светло-зеленый цвет. И белый потолок. Так любил отец, и так было много лет… Когда вошли Кодинари с Эвереттом, стены были белыми — как сейчас, а потолок — как сейчас — светло-голубым.

Шеффилд не мог встать. Ноги… Он их не чувствовал. Руки… Он сцепил ладони так, что побелели костяшки пальцев.

— Эльза, дорогая… Ты помнишь? В то утро, когда вскрыли пакет… Какое на тебе было платье, дорогая Эльза?

— Зеленое, шеф, мое любимое, с широким поясом. А почему… О, господи…

Вспомнила. Она тоже вспомнила.

— Не красное?

Эльза молчала.

Что-то пошло не так.

В висках застучали молоточки, заломило затылок. Давление? Стресс? Шеффилд зажмурился.

Стало темно.

Они стояли на ступенях перед входом в небоскреб, возвышавшийся, будто Стена Вокруг Мира из старого рассказа Когсуэла. Алан с детства помнил этот литературный образ, был поражен масштабом — точнее, словами, описывавшими Стену. И еще здание напоминало знаменитый «черный обелиск» Кларка, лунное послание инозвездной цивилизации.

Алан пытался сосчитать этажи, но такой возможности архитектор не предоставил — никаких стыков, окон, сплошной темный — не черный, а очень темный серый камень. Может — даже скорее всего! — не камень, а другой материал, почти не отражавший солнечного света. Если бы в здании были окна, стекла слепили бы не хуже тысячи зеркал.