Песах Амнуэль - Смещение

— Кто я? — переспросил Эверетт, отошел к окну, встал рядом с Аланом, и Ализа удивилась, насколько эти два человека похожи. Сходство было не внешним, увиденное не совпадало с внутренним, более важным, знанием. У Алана было чуть удлиненное лицо, уши больше, чем ей нравились у мужчин, и торчали они, как два локатора. Руки… Она не обращала раньше внимания на руки Алана — длинные и худые, ладони широкие, а пальцы, напротив, будто принадлежали пианисту и способны были охватить больше двух октав.

Эверетт был другим — выше, крупнее, пропорциональнее сложенный. Он иначе смотрел. Взгляд Эверетта привлекал внимание настолько, что все остальное — губы, нос, лоб — теряло значение. Его можно было полюбить потому, что он соответствовал женскому идеалу мужчины. Таким должен выглядеть любимый, готовый подставить плечо, унести на закат, уберечь от опасностей. Судя по книге Бирна, настоящий Эверетт таким не был — эгоист, гедонист, и жену предавал без тени сомнений. Описанного Бирном Эверетта Ализа полюбить не смогла бы и очень жалела его супругу, как же ее звали, забыла… да, Нэнси.

И все же у двух мужчин было что-то настолько общее, что Ализа не воспринимала их как двух разных людей.

— Кто я? — переспросил Алан, повторив за Эвереттом не только слова, но и оттенки звуков и смыслов, все оттенки внутреннего содержания. Ответ содержался в вопросе, не в словах, а в том, что стояло за ними.

— Вы… — сказала Ализа. — Ты… Вы оба… Или ты один…

— Да, — сказали они одновременно.

— Мультивидуум?

Неприятное слово, не определяющее сути. Придуманное для теоретических рассуждений, но потому хотя бы понятное.

— Неприятное слово, — улыбнулся Эверетт. — Сути оно не определяет.

— Но по смыслу подходит, — возразил Алан.

— Но как…

— Я меньше всего думал, соответствуют ли мои формулы физической реальности, — объяснил Эверетт и кивнул Алану, тот кивнул в ответ и продолжил. Они, подумала Ализа, действительно запутаны, как два фотона, разнесенные в пространстве — времени на миллионы километров и десятки лет.

— Ализа, — говорил Алан, — если теория логична, красива и объясняет все, что прежде было в физике противоречиво и вызывало кривотолки, такая теория не может не оказаться правильной, даже если невозможно придумать ни одного эксперимента, чтобы доказать ее применимость.

— Мы — одно, — заявил Эверетт, казалось бы, перебив Алана, но Ализа не заметила, что говорить стал другой человек. Мысль продолжалась, и Ализа спросила:

— Не хотите ли выпить? Закурить? Оба. Ваши любимые сигареты? «Кент», насколько я помню? Алан? Доктор Эверетт?

— Нет, — ответил Алан, помедлив. — Вчера… да, вчера я не мог прожить без сигарет и виски. И еще без…

Он поморщился и с неудовольствием оглянулся на Эверетта. Тот невозмутимо слушал, сложив руки на груди.

— Без проституток. — Смущение Алана сказало Ализе больше, чем он мог выразить голосом. — Тот Эверетт… Вы… Если верить Бирну, каждый раз, приезжая в Лос-Анджелес, вы посещали публичный дом, а однажды помогли одной из женщин в ее делах.

— Нет, — отрезал Алан. Он никогда не был в Лос-Анджелесе. Никогда не посещал публичный дом.

— Нет, — покачал головой Эверетт. — Видите ли, Ализа… Я буду вас так называть, доктор Армс, мне так удобнее… Видите ли, дорогая Ализа, все гораздо сложнее, чем вам представляется. Максимум распределения сдвинулся, во взаимодействии сейчас участвуют не те ветви, что прежде, и человек, которого вы видите перед собой, не тот, кем был минуту или полчаса назад. И Алан не тот, каким был вчера. Максимум начал смещаться, когда доктор Кодинари достал из конверта одиннадцать листов…

— Я поняла! — Ализа подняла упавший на пол фломастер и дописала формулу, которую не закончил писать Алан. — Так, да? По сути, больцмановское смещение, кривая остается той же, но максимум сдвигается в зависимости от матрицы плотности, и частицы… я говорю о частицах, но вы-то понимаете, что это означает в данном случае… частицы из одной ветви оказываются в другой, ближайшей по квантовым характеристикам. Смещение на величину квантовой неопределенности. Как молекулы в закрытом сосуде, если его нагреть.

Эверетт кивнул. Алан смотрел на формулы, будто завороженный.

— Господи, — пробормотал он, — вот оно что!

— И вы, — Ализа ткнула пальцем в Эверетта, — не тот Хью Третий, который был гедонистом, любил женщин, изменял жене, не обращал внимания на собственных детей, выпивал, курил «Кент»…