Сергей Лактионов - Хроники Матери-Хины

Каури живёт на морском берегу. По ночам он любит вылезать на крышу своего дома, сидеть под звёздами и играть на мандолине.

Хижина его стоит на гористом мысе, и попасть в неё можно лишь со стороны моря — либо через горы, по узкой тропке, знакомой только Каури да его друзьям. А значит, почти никому: все знают, что друзей у Каури нет.

И женщины нет, да и вообще никого, не считая старой Майи. Да ему особо никто и не нужен — Каури никогда не ждёт гостей.

Но гости всё же приходят. Не так тяжело пробраться по узкой горной тропке, не сорвавшись с кручи, если знаешь тайные знаки, которыми помечены скалы.

И ещё если ты маленький и лёгкий.

Экки прибежал в дом Каури на исходе ночи, в Час Неспешных Раздумий. В этот Час порядочные люди сидят по домам, курят душистые благовония, обдумывают планы на грядущий день и не тревожат друг друга. Только Экки был не порядочным человеком, а простым мальчуганом из деревни и приличий не знал. Поэтому он прошёл горной тропой, взбежал по склону серебристой фигуркой и вот уже барабанил в стену хижины.

— Здрасьте, тётя Майя! — выкрикнул он, проскочив мимо открывшей ему служанки. — Мне нужен хозяин Каури, очень-очень важно!.. — Майя проводила его взглядом единственного глаза, но не задержала.

Экки ворвался в комнату, раскинув занавес из светящихся бус. За окном было черно, на столике мерцал маленький светильник. Каури лежал в протянутом поперёк комнаты гамаке, в одной набедренной повязке, и лениво щипал струны мандолины.

— Так-так, малец Экевака, — промолвил он, отложил инструмент и сел в гамаке. — Зачем пожаловал?

Экки хорошо знал Каури, а всё равно поёжился: больно уж непривычно тот выглядел. Люди бывают белые, чёрные, коричневые. И жёлтые бывают, и красные: Экки видал таких на Большом Торгу, когда на ярмарку собрались торговцы с пяти морей. А на Орбитаемых Островах и на далёком Архипелаге, говорят, есть люди с синей и серебряной кожей — но то, может, сказки…

А Каури не белый, не чёрный, а пегий. Пол-лица наискось и левый бок с плечом — белые, а остальная кожа коричневая, в белых и чёрных крапинках. Говорят, оттого и прозвище. Волосы заплетены в косички, бусами украшены. Не поймёшь даже, молод он или стар… Некоторые ребята шептались, будто Каури и не человек вообще.

— Здравствуйте, дядя Каури. — Экки поклонился, как учил отец. — Простите. Не знал, к кому ещё идти… У нас с матерью коров угнали.

— Коров, говоришь? — Каури не удивился. Обычное дело для здешнего дикого угла. — И много?

— Всё стадо. — Экки шмыгнул носом. — На нас с мамкой копья наставили, в дом загнали, а сами завели их на катамаран — и были таковы, мы в окошко видели…

— Катамаран? — А вот это уже было удивительно. Каури спустил босые ноги на пол и встал. — И какой катамаран?

— Ну, обычный… Вот так вот по бокам раскрашенный! — Экки ткнул пальцем в расписанный волнистыми узорами горшок на столе. Каури нахмурился. Узоры означали, что катамаран пришёл оттуда же, где была сделана посудина, — из деревень вокруг Впадины Ранга-Матре. Тамошние разбойники славятся своей свирепостью, вот только на них это совсем не похоже…

— И чего ты ко мне пришёл? — спросил он, уже зная ответ.

— Вы же больше всех знаете! — выпалил Экки. — И про дальние земли, и про разбойников! И, говорят, по всем морям плавали, и сотню бандитов в одиночку побили, и…

— Довольно. Ох, парень, клянусь Мауи и Пеле, сделал же ты мне подарочек! — Каури думал прожить этот день как немало дней до того — полёживая в гамаке, играя на мандолине и листая книгу. Но теперь он подошёл к стене, снял с неё остро сверкнувший гарпун, и глаза мальчугана радостно блеснули.

— Пошли, малец! — Каури вышел, и Экки выбежал за ним. Занавес из светящихся голубым бус сомкнулся за их спинами, на миг осветившись тревожно-красным, когда сквозь него прошёл вооружённый Каури. Чуткие бусы ощущали даже скрытое оружие, предупреждая хозяина.

(Впрочем, Каури этим было не остановить. Однажды он пришёл в дом к богатому торговцу дурманом, прикинувшись жалким просителем, прошёл сквозь три таких занавеса и охранников-куклецов — и убил негодяя острым куском стекла, спрятанным в набедренной повязке. Тогда он ещё жил за три моря отсюда и был известен как Хитрый Оцелот.)

— Майя, ужина не готовь, я не вернусь! — крикнул Каури, проходя мимо кухни. Рубившая фрукты служанка обернулась, глядя на хозяина одним глазом, и Экки в который раз слегка передёрнулся от её наполовину ободранного лица с оскалом стальных костей.