Дмитрий Баюшев: Неисправимый [СИ]

— Эй ты, старая жо, жжо, жжжо…

Он хотел сказать дальше: «Ты какого хрена здесь делаешь?», — но, как видим, застрял на своей жо.

Михаил поставил ведро, возложил на лоб заике ладонь и произнес весело:

— Давай, Петька, шпарь как по написанному.

— …па, — сказал мальчуган. — Ой.

Больше он никогда не ругался и не заикался.

Далее Михаил вылечил застарелого алкаша Ваську Крюкова. Васька, которому было за шестьдесят, из коих полвека приходилось на злоупотребление самогоном, весь в репье, жалкий такой, тощенький, рваненький, валялся под забором, когда к нему подошел странник. Подошел, значит, посмотрел и говорит:

— Встань, Василий, и отринь скверну.

Васька восстал из лопухов, как чертик из табакерки, принял стойку смирно, сипло осведомился:

— А курево — скверна?

— И курево скверна.

— Замётано, — твердо сказал Васька.

И действительно, бросил пить-курить, занялся огородом.

О Михаиле заговорили, что, мол, непрост человек, а когда он в присутствии родственников изгнал беса из девицы Ксении Пупковой, который заставлял её говорить басом и наделял нечеловеческой силой, все поняли — святой. И повалили к нему толпами.

Отец Михаил врачевал, заряжал воду почище Чумака, одаривал травяными сборами, вечерами же вразумлял. Вразумление происходило в его избе, прихожане сидели на полу, сложив ноги калачиком, дабы занимать поменьше места.

Странник говорил, что Земля изначально была полностью пригодна для человеческого житья. Человек должен был ходить по ней голышом, чувствовать себя комфортно в зной и стужу, питаться дарами Природы, без мяса, и реденько-реденько совокупляться. Токмо лишь ради поддержания демографического статуса на физическом плане.

В данном случае развитие шло бы по духовному пути.

Люди же рассудили иначе, продолжал отец Михаил. Свою физиологическую и интеллектуальную продвинутость по сравнению с прочими обитателями Земли они восприняли, как особый знак — знак Царей Природы. А коль ты царь, тебе всё позволено.

В результате в короткий срок довели Природу-матушку до предынфарктного состояния.

Что надобно делать, чтобы исправить положение? Прежде всего, самому жить в ладах с Природой. По возможности возвращать утраченное, то есть то, что ныне кличется тайноведением: ясновидение, яснослышание, левитация, телепатия, саморегуляция, создание канала с Космосом. Космической энергии в совокупности с лесными дарами вполне хватит для нормального житья. Не нужны ни мясо, ни колбасы, ни эти дорогущие копчености. Следует ограничиться в бытовых потребностях, ни к чему хоромы, достаточно будет девятиметровочки, где, разумеется, не должно быть техники. Вообще, всю технику из жизни вон — это придумка Дьявола.

С чадящими, громыхающими, исторгающими ядовитые отходы фабриками и заводами не только не связывать свою жизнь — бороться беспощадно. Но не как Дон Кихот с мельницами, а по-умному, влившись, к примеру, в экологическое движение.

Это отнюдь не ретроградство, просто земные наука и техника ушли далеко в сторону от насущных потребностей и стали средством насилия Природы.

Много еще о чем говорил отец Михаил в своих вразумлениях, в том числе и о сиюминутности человеческой жизни на фоне вечности души, и о Центральном Образовании по имени Рай, куда душа попадает после долгих странствий, и о том, что зло — чисто земное проявление, нету такового в Мироздании, изначально не предусмотрено Господом.

На одно из таких вразумлений заявился младший церковный чин, по совместительству стукач, кладовщик Евгений Серопузо. Слушал он этого странника, усердно кивал в знак согласия, а сам думал:

«Ах ты, тать подколодная. Гнида поганая. Ишь, какую гнилую заразу разносит. Вот ужо укоротим мы тебе язычок-то, укоротим».

А Михаил в тот раз всего лишь и говорил-то о том, что нынешняя церковь срослась с государством, в мирской суете, в жажде накопления потеряла свою Богооткровенную сущность, стала непримиримой к другим конфессиям, а это неправильно, ведь Создатель един. Религии не должны обособляться, наоборот — они должны слиться в единый животворящий источник.

Вот что было сказано отцом Михаилом. Каждый имеет право на собственное мнение, но Серопузо воспринял это, как подстрекательство.

Странник был обречен.

Ночью в избушку его, которая никогда не запиралась, проскользнули трое, подошли к спящему на топчанчике Михаилу. Один из них ловко выдернул из-под Михаила тощую подушку, наложил ему на лицо, начал душить. Другой схватил странника за ноги, третий за руки, навалились, чтоб не дергался.