Асаба Нацу - Лакей Богов 2

Он уже догадывался, что это невозможно.

Окунинуси-но-ками посмотрел на Ёсихико ясным, не таящим ни капли злобы взглядом:

— Если придумаешь, как это сделать, расскажи.

— Так я и думал.

Ёсихико обхватил голову. Любвеобильность Окунинуси-но-ками проистекала из его “сути”, из стремления оставить после себя как можно больше потомков. Заставить его раскаяться в этом не проще, чем изменить историю.

— ...Я немного не понимаю, — проговорила озадаченная Хонока, спускаясь вместе с Когане по лестнице. — Сусерибимэ должна понимать Окунинуси-но-ками… лучше, чем кто-либо иной.

Ёсихико поднял взгляд. Если подумать, Хонока сказала правду. Будучи главной из жен Окунинуси-но-ками, Сусерибимэ не могла не знать о неизменной природе своего мужа. Наверняка она уже не раз пробовала заставить его раскаяться.

— ...Тогда почему она попросила меня?..

Окунинуси-но-ками посмотрел на Ёсихико так, словно и сам впервые обратил на это внимание. Не будет преувеличением сказать, что Сусерибимэ с самого начала оставила лакею заказ, исполнить который невозможно в принципе.

— ...Мне доводилось исполнять приказы, которые я считал невозможными, — заметил Окунинуси-но-ками, усаживаясь на пол.

— Ты сейчас о том, как тебя гонял Сусаноо-но-микото? — уточнил Ёсихико.

Окунинуси-но-ками кивнул. Божественный тесть дошел даже до того, что пытался убить его.

— В тот раз я справился благодаря тому, что Сусерибимэ проявила милость, но на самом деле мне кажется, что в первую очередь ее отец хотел посмотреть, как я поступлю, — продолжил Окунинуси-но-ками, вспоминая события, случившиеся тысячи лет назад. — Как справится с угрозой мужчина, просящий руки драгоценной дочери? Готов ли он пожертвовать жизнью ради любимой? Он испытывал меня.

— Испытывал… — пробормотал Ёсихико, складывая руки на груди.

Неужели теперь Сусерибимэ испытывала его? Неужели хотела посмотреть, как поступит лакей, столкнувшись с невыполнимым заказом? Не сходилось в этой догадке лишь то, что богиня не имела никаких причин проверять решимость Ёсихико.

— Я бы еще понял, если бы она испытывала тебя, но с какой стати меня ко всему этому приплели?

Если Сусерибимэ хотела проверить чувства неверного мужа, никто не мешал ей портить кровь ему одному. Но пока Ёсихико и Окунинуси-но-ками раздумывали о капризах судьбы лакея, вдруг вновь заговорила Хонока:

— ...Потому что ты человек.

Ёсихико и Окунинуси-но-ками одновременно подняли взгляды и посмотрели на обладательницу тихого голоса.

— Наверняка потому, что ты человек, Ёсихико… — повторила Хонока с непроницаемым выражением лица.

— Потому что я человек?.. — пробормотал Ёсихико, нахмурившись.

Ему вспомнились слова Когане:

“Когда душа, полнившаяся божественным величием, тускнеет, она начинает распарываться”.

— Так вот оно что… не потому что я лакей, а потому что человек?..

Ёсихико сумел краем глаза заглянуть в чувства Сусерибимэ и осознал тупую боль, которую она все это время прятала.

“Потому что ты дочь Сусаноо-но-микото, одного из трех детей Идзанаги-но-ками”.

С самого детства она постоянно слышала эти слова.

Благодаря им она научилась гордиться доставшейся от отца непреклонностью и редкими даже по меркам богов-мужчин силой воли и ростом, но…

Она единственная среди химегами могла встать перед мужем и бросить вызов опасности своими силами. Другие боги выбирали в жены хрупких, добрых, скромных богинь.

К тому же ее муж, Окунинуси-но-ками, не ограничился строительством страны и уходом за ней. Он изо всех сил стремился распространить свою кровь, чтобы все больше людей жило на новой земле. Для этого ему пришлось обзавестись множеством жен во всех уголках Японии.

А ей, как главной жене, поддержке и опоре, приходилось терпеть и снисходительно смотреть на всё это.

“О Ятихоко, о Окунинуси-но-ками. О мои дорогие люди. Всех вас хочу спросить я”.

Однажды она почувствовала, что из глубин души наружу начал рваться вопрос.

До того ей удавалось терпеть, но чем больше сил она теряла, тем яснее вопрос звучал в ее голове. Она старалась держать себя в руках, несмотря ни на что, но ее душа начала крошиться. И то же происходило с ее верой в себя.

И все равно она считала, что не могла задать вопрос в силу своей природы.

Что бесстрашная Сусерибимэ, развеселая любительница выпивки, не должна о таком спрашивать.

Поэтому каждый раз она проглатывала вопрос, и чувство одиночества наваливалось на нее с новой силой.