Асаба Нацу - Лакей Богов 2

Конец февраля попадает в первый месяц лунного календаря, по которому год начинается с весны, однако холод стелется по улицам Киото даже в эти дни. Поэтому Хонока все еще ежилась под покровом теплого пальто, с которым вовсе не хотела расставаться, и шла по проторенной дорожке против потока спешивших домой студентов.

Хоть девушка постоянно смотрела под ноги, ее волосы танцевали на ветру, открывая лицо. Проходившие мимо парни замечали его и невольно провожали Хоноку взглядами. Белые, словно снег, щеки девушки еще сильнее подчеркивали ее хрупкую красоту.

Наконец, Хонока услышала тихий звон и подняла взгляд к ясному, ничем не примечательному зимнему небу. На его фоне возносился, играя тихую мелодию перезвоном чешуи, белоснежный божественный змей-дракон толщиной примерно с руку девушки. Зрелище, недоступное обывателю, давно стало для Хоноки частью жизни, и она провожала создание взглядом.

Впервые она увидела эту картину в раннем детстве и с тех пор наблюдала ее множество раз. Однажды тогда еще маленькая Хонока узнала, что таким образом малые боги возвращаются на небеса, откуда больше никогда не спускаются на землю. Рассказал ей об этом тот самый дух, что теперь терял жизнь, как цветок — лепестки на ветру. Однако обычные люди, конечно же, продолжали жить день ото дня, ничего не замечая.

Каждый раз Хонока протягивала руку, но меркнущий свет не возвращался.

Каждый раз, когда она осознавала собственную беспомощностью, душа её болела всё сильнее, и никто не мог разделить с ней эту боль.

...До того дня, пока девушка не повстречалась с ней.

И заря, и дождь, и ветер,

Человек и жук, и вепрь —

Ты гуляй под небесами,

Меж цветов и древ, и гор.

Коль тоска темнее мрака,

Мне позволь её оплакать,

За тебя молюсь часами,

Обращая к кругу взор.

Из колодца звучала песня, печальная и прекрасная.

Иногда Хонока проклинала того бога, что дал ей такие глаза. И в то же время мысль о том, что без них девушка не повстречалась бы с ней, приносила успокоение.

Хоноке казалось, что лишь она способна разделить с ней глубокое одиночество…

— ...Можно я начну с вопроса о том, почему ты здесь?.. — неуверенно проговорил Ёсихико, глядя в колодец трехметровой глубины.

Перед самым мартом, в начале сезона цветения сливы, в молитвеннике появилось новое имя. Ёсихико, как и всегда, доверился пушистому лису-навигатору и с его помощью добрался до храма у подножья горы Аманокагуяма в Наре. Там, однако, он долгое время не мог отыскать бога, оставившего заказ.

— Э? А? П-почему я здесь?..

Какое-то время он искал, откуда доносится еле слышное пение, затем все же нашел на территории храма старый каменный колодец, заглянул в него и увидел маленькую девочку лет семи-восьми.

Она была одета в длинное белое кимоно и где-то по пояс сидела в воде. Очаровательные голубые ленты подвязывали ее черные волосы. Девочка смотрела на Ёсихико большими влажными глазами, словно готовая вот-вот разрыдаться.

— Э-э, что же мне на это ответить… — пробормотала девочка голоском, которым совсем недавно тянула песню. Немного помяв руки, она решилась и выпалила: — П-потому что я — Накисавамэ-но-ками!

Ее имя в точности совпало с тем, что появилось в молитвеннике.

Через несколько секунд Ёсихико покачал головой.

— Нет, я не про это. То, что ты богиня, я и без этого догадался, потому что человеческий ребенок в колодце может оказаться только по большому недосмотру… Просто раньше боги, которые мне встречались, жили либо в храмах, либо у дорог к ним, либо просто в окрестностях, но чтобы в колодце?..

Благодаря фильмам ужасов образ девочки в колодце вызывал у Ёсихико жуткие ассоциации. Особенно если девочка черноволосая и одета в белое кимоно. Не будь она настолько миловидной, он бы уже наверняка сбежал.

— П-прошу прощения! У-у меня плохо получается объяснять!..

— Д-да не надо извиняться.

— П-простите меня, пожалуйста! В-вы проделали такой путь, а я…

Так и не договорив, Накисавамэ-но-ками залилась слезами.

— Э! Эй, не плачь! Я извиняюсь! Прости, что ляпнул не то!

Ёсихико тут же нагнулся над колодцем. Он и подумать не мог, что его собеседница заплачет. Может, она и была богиней, прожившей во много раз больше него, но внешне ничем не отличалась от маленькой девочки и поэтому легко пробуждала в Ёсихико сильное чувство вины.