Андрей Валентинов - Лейхтвейс

Провел рукой по холодному камню, слева, справа, потом впереди.

Вот незадача! Ни пилы, ни напильника!..

К завтраку Неле не проснулась. Лейхтвейс, не став будить, без всякого удовольствия одолел омлет со шпинатом, выпил чашку крепкого кофе и, дождавшись пока хмурый Пауль уберет посуду, достал шифроблокнот. Короткую радиограмму он уже отправил сразу после того, как прослушал польское танго. Но там всего две строчки, теперь же следовало поработать основательно. «А потом посажу тебя писать отчет и заставлю переделывать его по пять раз». Дождешься от сони!

Вчерашние сомнения если не исчезли, то забились куда-то в самый темный угол. В СССР жизнь ему сломали, в Рейхе, как ни крути, поставили на ноги и научили летать. Родина предков так и не стала для него своей, но иной у Николая Таубе нет.

Написал, почеркал, перебелил и сел за шифровку. А чтобы веселей работалось, поставил пластинку, третью в стопке. Ларс Гуллин и его команда, шведский джаз, разрешенный новым рейхсминистром пропаганды Рудольфом Гессом. Мягкий вкрадчивый саксофон, негромкий голос фортепьяно…

Заслушался, увлекся и даже не понял, откуда взялась Цапля. Синий спортивный костюм, полотенце на плече, в глазах – горький укор.

– Из-за тебя не выспалась.

Упав на стул, провела полотенцем по лицу.

– В пять утра Ламла позвонил, но ты, конечно, не услышал. Пришлось самой. Начальство торопит… Держи, уже расшифровала.

Белый листок лег на стол рядом с блокнотом. Лейхтвейс взглянул недоуменно.

– А что случилось?

Девушка зевнула, прикрывшись ладонью. Кажется, и вправду не выспалась.

– Понятия не имею. Радио включила, но у нас дома все в порядке. Разве что Мадрид взяли…

Задумалась, потерла мизинцем нос.

– …Лондон передал, что Дуче собирается в Испанию, французы усилили группировку на границе, англичане отправили к Балеарам какой-то линкор. Никакой связи не вижу, но нам с тобой велено разведку свернуть. Все внимание – на Ближнюю дачу в Кунцево. Будем готовить исполнение.

В первый миг он даже не сообразил. Сталинскую дачу они собирались проведать следующей ночью. Исполнение?

– Сталина убить? – все еще не веря, выдохнул он. Все оказалось даже проще, чем первый полет над Москвой. Пришла девица с полотенцем, положила на стол лист бумаги.

«Завтра мы встретимся и узнаем, кому быть властителем этих мест…»

Неле, вновь зевнув, помотала головой.

– Никак не проснусь. Кого прикажут, Лейхтвейс, того и будем исполнять. Но, думаю, Сталина… Пожалуйста, позвони, пусть кофе принесут.

Мерзлый холод не давал уснуть, но князь заставил-таки себя дождаться рассвета, скорчившись под тонким невесомым одеялом. Встав, бестолково помахал руками, пытаясь согреться, умылся ледяной водой и понял, что новый день начался. Подумав, отыскал мелкий камешек и процарапал на стене неровную вертикальную черту. Больше делать и нечего. Сценарий «Герой в узилище» завис, не желая двигаться с места, пещера обследована, а смотреть в сторону корзины с продуктами пока не тянуло. Оставалось вернуться на матрац, накинуть на плечи одеяло и петь грустную песню о бедном-бедном солдате. Или молиться, благо книга в кожаной обложке ждала в левом кармане пиджака.

Дикобраз, однако, повел себя странно. Нашел еще один камень, уже побольше, доволок по лестнице до самой двери и установил ровно посередине. Если войдут, будет слышно сразу. Затем оттащил матрас от стены, уложив в самый центр светового пятна. И только потом полез в карман за молитвенником.

Открывать не стал, положил на колени. Добрая матушка Джина верит, что семейная реликвия может помочь. А вдруг она права? В городе, по которому бродит Белая Градива, где на погосте буянят непослушные стариканы, а мертвые похищают живых, молитвенник – не просто книга в переплете из прочной коричневой кожи.

…Господи Иисусе Христе Боже наш, святого апостола Твоего Петра от уз и темницы без всякого вреда освободивший, прими, смиренно молим Тебя, жертву сию милостиво во оставление грехов рабов Твоих в темницу всажденных…

Бумага поддалась легко, со всем прочим вышла заминка, книгу переплетали на совесть. Князь не торопился, тщательно отделяя кожу обложки от тонкой бумажной основы. Под ней – кусочек шелка, внутри что-то маленькое и очень твердое. Под другой обложкой – тоже шелк. По ткани тонкой золотой нитью – вышивка, фамильный герб.

Молитвенник не вызволил предка из подземелий замка Святого Ангела. Вернувшись домой, страдалец решил позаботиться о тех, кому придется пройти его путем.