Фонарь погас, опуская черный занавес над стеной Смерти.
– А меня куда? – выдохнул князь. – Третьим рядом?
– Ну-у! – укоризненно прогудели из темноты. – Что за мысли, ваша светлость? Мы вам тут все удобство обеспечим, я продуктов принес. Только вы их с умом разделите, несколько дней одному доведется проскучать. Уж простите, занят буду.
Дикобраз нашел в себе силы улыбнуться.
– Меня станете искать? Сочувствую, нелегкий труд. Только, прошу вас, не перетрудитесь. А то я сильно огорчусь.
– Огорчитесь? Вот так сказали!
И Чезаре Бевилаква, шутку поддержав, захохотал во все горло. Тут же откликнулось эхо, словно желтым черепам на стене тоже стало весело.
6
Две таблетки на ладони, белые, маленькие, дунь – улетят.
– Первитин, – Лейхтвейс качнул рукой. – Три миллиграмма каждая, пить по две штуки. Придает бодрости и снимает чувство страха.
Лекарств в чемодане Иоганна Фелинга, сотрудника посольства, хранилось немало. И все – разные.
– Амфетамины, – Цапля наморщила нос. – Два часа веселишься, а потом сутки лежишь дохлая.
Подумала и рассудила:
– Не буду. Лучше после на тангейро испробую.
Таубе, не став спорить, спрятал таблетки обратно в маленький серый цилиндрик. Сам он подобное пить не собирался, уродовать психику – себе дороже. Страх в небе нужен, он вроде предохранителя, лишнее отсекает.
– Решили!
Комбинезоны, ранцы, шлемы, «стрекозьи» очки, пистолеты у пояса. Железная торцевая дверь открыта, за ней комнатка, два метра на два. Стены и пол в сером железе, в потолке – большой круглый люк.
Стали как раз посередине. Неле протянула руку, нащупала желтую кнопку на панели.
– Начали!..
Легкий скрежет. Створки люка разъехались в стороны, над головами – чистое звездное небо. Лейхтвейс скользнул взглядом по циферблату. Полночь! Час Ночного Орла…
– Передаю команду, – вздохнула Цапля. – На всякий случай: не боюсь, все помню, буду держаться рядом.
Он кивнул, поднимая вверх руку в тяжелой перчатке.
– Делай, как я!
Синхронный старт – не слишком трудное дело, если бы все происходило не здесь, не в Москве. Люк выходит прямо на крышу, чужой взгляд не должен заметить даже тени.
– Ранец!..
Перчатки еле заметно дрогнули. Гироскопы включены.
– По счету три – на полную. Один. Два…
Он представлял себе этот миг много раз, проживал снова и снова. Волновался, обдумывал каждый шаг. На практике все оказалось просто и легко. Нужно лишь сказать…
– Три!
И небо приняло их.
* * *
– Попробуй еще раз, – улыбнулся Лейхтвейс, глядя на желтое море огней. – Сначала ближние ориентиры, потом дальние. Представь, что придется возвращаться одной.
Сам он давно определился. Не слишком трудное дело, над белорусскими лесами летать куда сложнее.
– Вспомни, чему учили.
Москва внизу, почти в километре – совсем не такая, как на плане. Там улицы и кварталы, здесь, отражением ночного неба, созвездья среди темной мглы. К такому подготовиться трудно, особенно если в первый раз. Снимки, сделанные с самолета, у них есть, но дневные, совершенно непохожие.
– Сейчас, – в ее голосе растерянность самым краешком. – Ближние – вон то красное, раз. Четыре желтые, квадратом идут – два…
Он уже понял – напарник не потянет. Одно дело полигон, совсем иное – большой незнакомый город. Дослушал до конца, отстегнул от пояса шнур.
– Цепляй, будешь на поводке. Не забудь, здесь двадцать пять метров.
Неле взялась за конец шнура, на малый миг их перчатки встретились.
– Не забуду. Особенно насчет поводка.
Лейхтвейс прикусил язык. Так и тянуло вспомнить сокрушительное: «Летать лучше надо!», любимую присказку в их курсантской группе. Не время! Вернутся, тогда и станут шипеть друг на друга. Москва, беззащитная, огромная, чужая, теперь в их власти, пусть ненадолго, всего на пару часов. Прав, прав пролетарский поэт, лучший и талантливейший – если верить товарищу Термидору.
И эту секунду,
бенгальскую
громкую,
я ни на что б не выменял…
Хаос исчез. Созвездия огней нашли себе место на безразмерной, до самого горизонта, карте. Слева – север, прямо внизу – еле заметная лента Москвы-реки, а вот и неровный контур Бульварного кольца. Сталинская дача, Ближняя, по правую руку, только отсюда ее не увидеть.
– Сначала разминка. Пройдем над Тверской, от Белорусского вокзала до Манежной. Высота – пятьсот метров, скорость максимальная. Смотри внимательно и запоминай. Над Манежной – свечкой вверх на километр, и обменяемся впечатлениями. Белорусский вокзал где?
Читать дальше