Геннадий Прашкевич - Разворованное чудо. Повести и рассказы

- Гомер! - прозвучал в приемнике голос Морана.- Где ты находишься?

Я медлил с ответом. Я не хотел раньше времени выдавать своих намерений. Я хотел убедиться в их правильности.

- Гомер!

- Слышу, Франс,- откликнулся наконец я, но Моран меня не слышал. Треск и шорохи разрывали эфир.

А потом сирены умолкли. Я услышал собственные шаги.

Влажный туман - признак приближающегося дождя- поплыл над цирком. Я коснулся ладонью сырой, исчерченной дайками, базальтовой стены и вдруг услышал голос Дага Конвея:

- Хайдари!

Он окликнул меня так спокойно, будто мы никогда не расставались. Именно это спокойствие потрясло меня. Не веря, я медленно обернулся, но нигде никого не было, только стебель ближайшей сирены пузырился, пуская над собой лопающиеся шарики желтоватой жидкости.

Но если Конвея не было, голос его не уходил.

- Хайдари! - звал он.

Я наклонился. Потом присел. Передо мной пузырился широкий лист сирены. Если он и впрямь мог имитировать звуки, я не мог понять - как он это делает?..

Голос Конвея отодвинулся в глубь колонии, к центру цирка. Он удалялся, он замирал, но он все еще был внятен. Ничего не боясь, наступая на воронкообразные корневища, пригибая стреляющие разрядами стволы, приминая плоские листья, я шел за голосом, будто и впрямь мог настичь Конвея. И мой сумасшедший бег окончательно утвердил меня в мысли - сирены никогда больше не тронут человека! Они получили свое, и подобия Конвея их больше не интересовали.

Вот почему опять и опять я утверждаю, что сирены Летящей были не жизнь, вот почему я опять и опять утверждаю, что «ошибки Особой группы» были закономерны. Постигая Пространство, Энергию, Время, люди не раз жестоко просчитывались, но каждый раз ошибка на пути к истине восстанавливала равновесие - разве это не оправдание для тех, ошибавшихся? Разве не они, пусть иногда и дорогой ценой, помогали человечеству сделать еще один шаг вперед - в Будущее?

Мы дождались «Гею» на борту бота, медленно обращающегося вокруг голубой Ноос.

Связавшись с Землей, капитан корабля Дягилев приказал уничтожить следы нашего пребывания на Ноос.

Но сам бот был оставлен на орбите. В его центральном отсеке химики экспедиции установили титановый щит с графическим изображением протона и электрона, разделенных горизонтальной чертой - символом радиоволны длиной 21 см. Как бы ни отличались друг от друга разумные цивилизации, язык природы должен быть для них всегда и во всем ясен и универсален. И смысл подарка, оставленного для неведомых хозяев сирен, заключался в великом напоминании - кто бы вы ни были, во Вселенной вы не одни!..

Думая об этом, я смотрел на экран радиотелескопа. Серебряная лента Млечного Пути рассекала его пополам, и туманный язык, протянувшийся почти до Северного полюса, привлек мое внимание. Я спросил Морана:

- Что это?

- Радиооболочка сверхновой… Звезда взорвалась так давно, что от нее не осталось ничего, кроме радиооболочки…

Он помолчал и добавил:

- Через несколько часов Ноос исчезнет. А потом и Летящая превратится в точку…

Он говорил о Летящей, но я знал, что он думает о последующих миллионах лет. О будущих, и уже непосредственных, Контактах. О сиренах и их создателях. О заселении Космоса. О причинах, влекущих землян в районы рентгеновских звезд, в районы черных и белых дыр, к гравитационным могилам и к тысячам других предсказуемых и непредсказуемых опасностей… Конечно, он, Моран, знал, что можно методически, век за веком, продвигаться вперед, расширяя завоеванные нами пространства. И все-таки… Все-таки он, Моран, был человек. И как человек он понимал, что время от времени кто-то из нас должен спешить, спешить, а может быть, и ошибаться. Качественный скачок не приходит сам по себе… Одна внезапно выигранная секунда сегодня может необыкновенно приблизить к нам последующие миллионы лет!

1974