Геннадий Прашкевич - Разворованное чудо. Повести и рассказы

.- Мне нужны люди! Мне нужно добраться до людей. До серингейро, до матейрос, до кого угодно! Мой самолет сгорел! Я ищу людей!

Незнакомец неторопливо высвободил свою руку, сунул ее в карман и вытащил таблетку глюкозы.

- Проводите меня до селения, до любой гасьенды! - просил я.- Мне нужны люди!

Он будто бы колебался.

- Я совершенно один! Я уже сутки как один!

Он внимательно осмотрел меня, даже провел рукой по моей куртке, кивнул и шагнул в заросли. Я почти наступал ему на пятки, боялся, что он исчезнет. Но он не исчез. Больше того, метров через сто остановился, и я увидел причаленный к берегу мощный катер и бородатого мужчину с удочкой в руках. Катер так удачно прятался в зарослях, что, проплывая мимо, я мог его не заметить.

Оставив удочку, бородатый вопросительно взглянул на моего проводника. Тот кивнул.

Не торопясь, бородатый достал из-под брошенного на берегу брезента кусок жареной рыбы и протянул мне. Такунари или тамбаки - я не понял, но рыба была вкусная, я с жадностью съел ее.

- Мне нужны люди! - говорил я между глотками.- Мне нужны люди. Мой самолет сгорел!

- Компадре,- спросил приведший меня,- ты один?

- Все сгорели!-я махнул рукой.- Я один!

- Ты путаешь, компадре,- возразил проводник.- Вот где они могли сгореть! - и, взяв меня за руку, как ребенка, повел сквозь заросли в самую глушь, в сумрачную духоту сельвы, и, остановившись, наконец, отвел листья в сторону, повторил:

- Вот где они могли сгореть.

Я замер.

На добрый десяток миль сельва была сожжена. Не огнем, нет, потому что листва и ветки, искореженные так, будто их прокалили в сушильном шкафу, оставались на предназначенных им природой местах. Мертвые стволы упирались в низкое небо, укутанное туманной дымкой.

- Вот где они могли сгореть… У тебя, там, был другой огонь?

- Другой,-подтвердил я .- Другой. Самый обычный.

- Идем! - сказал проводник.

- Но что случилось тут?

Проводник не ответил, бородач тоже. Я спрашивал, я не уставал спрашивать, суетливо и беспомощно, но они отмалчивались, не хотели говорить. И, отчаявшись, я замолчал. Тогда тот, кто упорно называл меня «ком-падре», сам спросил:

- Почему сгорел самолет?

- Угон,- пояснил я .- В самолете стреляли. Самолет потерял высоту.- И вспомнил об итальянке: - В самолете были женщины!

- Кто стрелял?

- Человек, которого звали Репид. Хорхе Репид, уругваец. С ним были и другие люди. Одного звали Дерри.

- Твои друзья?

- Нет! Они говорили между собой. Я услышал эти имена - Дерри и Хорхе Репид.

- Ты, правда, остался один? Ты никого не оставил в сельве?

- Да! - теперь я утверждал.- Я видел самолет. Он сгорел, он пустой, как труба. А меня выбросило еще в воздухе, наверное, был взрыв… Там все сгорело!

- Проводи нас!

Я смертельно устал, но проводник был прав - место падения самолета надо было осмотреть более тщательно. Все равно, подумал я, скоро мы окажемся среди людей.

Путь, на который у меня ушло почти двое суток, катер проделал за несколько часов. Я спал, когда бородач заставил меня встать и причалил катер.

Светало.

Ведя компадре по зарослям, я понял, что если бы сразу взял на север, мне не пришлось бы так долго блуждать - река делала петлю…

Ядовито-зеленая плесень успела оплести фюзеляж самолета. Остановившись под сломанной пальмой, я молча следил, как мои спутники обшаривают болото. Не знаю, что они хотели найти, но они явно что-то искали… Перевернув труп раздетого мною Дерри, проводник спросил:

- Как его звали?

Я повторил.

Больше они ни о чем не спрашивали. Катер стремительно рванулся вниз по течению, и я впервые совершенно отчетливо понял, какая мне выпала удача - блуждай я тут хоть год, нигде ни одного человека! Эти места были необитаемы, царство влаги и духоты!

Тем неожиданнее было увидеть бетонный пирс, выдвинутый с берега почти на середину реки. Значит, я опять ошибся?

- Компадре,- приказал тот, кто встретил меня на реке.- Иди! Там люди!

- А вы? Как вас зовут? Где я найду вас?

- Иди! - повторил он.

Я протянул руку, но бородач уже оттолкнул катер от пирса.

Пожав плечами, я сел на теплый бетон и несколько минут разглядывал свое отражение в мутной воде. Опухшее лицо, грязная куртка… А эти люди? Почему они так молчаливы? Почему они сразу ушли?

Плеснув в лицо теплой водой, я утерся рукавом куртки и встал. Бетонная автодорога, начинавшаяся прямо на пирсе и размеченная цветными полосами, нигде, видимо, не просматривалась с воздуха и вела прямо в чащу красно-желтых орхидей и белых огромных фуксий.