Геннадий Прашкевич - Разворованное чудо. Повести и рассказы

Чем глубже я уходил в лес, тем сумрачней становилось вокруг, и, наконец, жаркая влажная духота чащи сомкнулась надо мной полностью. Пугающе взрывались в сумраке огни светлячков, странные звуки неслись сверху, но я упрямо шел и шел туда, где, по моим предположениям, могла оказаться река.

Изредка я останавливался, но жизнь сельвы кипела на невидимых мне этажах. Именно оттуда доносились звуки, именно оттуда, как яркие парашютики, спускались иногда трепещущие заблудившиеся бабочки.

Споткнувшись о тушу дохлого каймана, я по-настоящему поверил, что река рядом. Но далеко не сразу к ней пришел - мешали кривые, задавленные лианами стволы, мрачные крохотные озера, переполненные манграми, . ярко-красные воздушные корни которых источали дурманящий сладкий запах… Казалось, это никогда не кончится, и все же я ступил на плотный мелкий песок, по которому стайкой метнулись перепуганные мной крабы.

Река целиком пряталась под пологом леса, и Именно тут, на берегу, к которому я так стремился, я чуть не погиб, наткнувшись на поблескивающие, шевелящиеся, похожие на черные тыквы, шары устроившихся на ночлег кочующих муравьев «гуагуа-ниагуа»- «заставляющих плакать»… В панике, сбивая с себя свирепо кусающих насекомых, я бросился в воду, еще раз оценив качество взятой у уругвайца куртки-она не промокала… А выбравшись на берег, долго прислушивался - не доносится ли откуда-нибудь характерный шорох «гуагуа-ниагуа», пожирающих листья?

Сгущались сумерки.

Разбитый, я влез на нависающее над водой дерево и почти сразу услышал крик.

Крик начинался в глубине сельвы - тонкий, жалобный, слабый, потом понемногу набирал силу и переходил в панический рев, обрывавшийся так внезапно, будто кричавшему затыкали рот.

«Это не человек,- сказал я себе.- Это ночная птица. Она вышла на охоту, и охотится, конечно, не на людей».

Но успокоиться было трудно. В голову сами по себе приходили мысли о потерявшихся в сельве людях, скелеты которых находят иногда на отмелях и в лесных болотах. Капитан Моррис, полковник Перси Гаррисон Фоссет. Они знали о сельве многое, они специально готовились к своим путешествиям, и все же сельва их поглотила…

Разбуженные тоскливым криком птицы окружали меня невнятные страхи. Я вспомнил даже о Курупури, духе, ноги которого вывернуты назад, о духе, терзающем все живое, о духе, состоявшем в близком родстве все с той же таинственной боиуной…

Вдруг на реке, далеко подо мной, мелькнули огни. Они виделись так явственно, что, вздрогнув, я чуть не сорвался с дерева. И чары тут же исчезли - огни потускнели, будто погрузились, ушли под воду.

- Боиуна,- сказал я себе, покрываясь холодным потом.- Боиуна…

Ночь тянулась бесконечно. Я то впадал в забытье, то просыпался от воплей идущих поверху обезьян-ревунов, а совсем под утро вдруг разразился короткий ливень, не принесший прохлады, зато отяжеливший, вымочивший ветви, сквозь которые глянули на меня такие крупные, такие яркие звезды, что меня охватило тяжелое отчаяние.

Все утро я оплетал лианами найденные на берегу стволы пальмы асаи. Голод и страх мешали работать - я беспрестанно оглядывался на заросли, будто из них и впрямь могло показаться жуткое, искаженное злой гримасой лицо духа Курупури. Я успокоился, лишь столкнув на воду непрочный плот.

Поворот за поворотом. Я потерял им счет, но не уставал убеждать себя - я на реке, а все реки рано или поздно выводят к людям.

Я знал, что настоящая сельва всегда пустынна (птицы и звери любят относительно свободные пространства), и все же уединенность этих мест, отсутствие живого меня убивали.

«Кто был этот Репид? - думал я.- Кто были его приятели? Действительно революционеры, хотевшие таким образом добраться до удобного им пункта, или же налетчики, уходившие от закона?.. Ну да!- выругался я.- Похожи они на революционеров, как Дженнингс на Кастро!.. Воздушные пираты!»

- Компадре!

Я замер.

Потом медленно повернул голову.

Из-за куста на меня смотрел человек.

Плот медленно проносило мимо. Вскрикнув, я бросился в воду, вцепился в нависающие с берега кусты. Человек протянул руку, помог выбраться на сухое место.

- Не советую проделывать такое дважды. В воде есть пираньи, они за минуту успевают разделать быка.

Я не понимал слов. Я просто их слушал! Ведь это был настоящий человек! Живой! Во плоти! Без автомата! В рубашке, в плотных брюках, в тяжелых высоких башмаках. Длинное лицо с сильной, выпяченной вперед челюстью, чуть горбатым носом казалось мне необыкновенно привлекательным. И, ухватив незнакомца за руку, я повторял: