Артём Яковлев - Три недели в настоящем

— Сейчас у нас, по-видимому, не будет вариантов. И я прошу прощения, Валерий Евгеньевич, но я пригласил медиков прямо сюда…

Он встал и прошёл мимо меня к двери. И у меня перед глазами теперь остался сидеть один Иннокентий Семёнович. Тот рассматривал меня, как рассматривает энтомолог уникальную букашку, прежде чем проткнуть её булавкой. И в душе он, как видно, радовался такой необыкновенной удаче. Я же не мог избежать теперь всего, что на меня свалилось. Хотя, защищаться я собирался до последнего.

А мой отец, Евгений Александрович Евграфов, в своё время работал по военному ведомству, занимался защитными сооружениями, построенными в прошлом веке у нас в городе. Бомбоубежища, были разными. Для массового спасения жителей и для разного начальства. Они могли выдержать недалёкий взрыв атомного устройства. Но в зависимости от мощности заряда, расстояния и толщины стен, люди получали различные поражения. Правда, в то время дозу радиации измеряли в рентгенах, а не в зивертах или Греях, как сейчас. Но я знал, что без учёта защиты, в два раза возрастающее расстояние, почти в десять раз сокращало полученную дозу в момент взрыва. От точки взрыва до меня было больше четырёх сотен метров, против менее двухсот до фуры. Значит, вероятней всего, мне почти ничего не грозило. Почти… Поэтому я смотрел на Вяземского вызывающе спокойно. И всё время, пока не пришли медработники, мы демонстративно молчали, продолжали не моргая разглядывать друг друга. И у меня было время подумать ещё о том, что после такого взрыва, явно намекающего на ядерную составляющую, не верить Богданову вряд ли кто бы решился. Впрочем, это их внутреннее дело. Меня оно не касалось.

И тут пришли двое, которые мне не были представлены: мужчина, одетый очень просто, без претензии на оригинальность и очень молодая и обаятельная женщина, одетая, пожалуй, с претензией. Мужчину я для себя назвал «к.м.н.», возможно, это и был А. П. Аллексенцев, а женщину стал называть Мирей. Как и Матьё, она носила красивую чёлку каре, без натуги улыбалась и ей всё это очень шло. Но она, продолжая мило улыбаться, достала из сумки свои прибамбасы, со здоровенным одноразовым шприцом, в том числе. И я понял, что она просто такая улыбчивая медсестра, которая будет для анализа забирать у меня кровь. Мирей теперь не казалась мне такой уж обаятельной. Я вообще не любил эти медицинские процедуры и тех, кто их исполняет. И молча пережил это только из гордости. В вену иголку, подмышку термометр и после ещё на руку тонометр для измерения давления крови. Делала всё это она очень профессионально.

К.м.н. был ничем не лучше. Тоже профессионал. Спросил, каким боком я стоял ко взрыву. И, когда я ответил, что спиной, заставил показать ему обнажённую спину… Потом были утомительные расспросы про зрение и пищеварение, осмотр полости рта и волосяного покрова на голове. И там, кроме зажившего шрама, он обнаружил несколько седых волосков на правом виске.

— Сколько вам лет? Седины раньше у вас не было?

Мне это надоело и, чтобы перевести стрелки на тихо и незаслуженно радующегося Вяземского, я сказал:

— А это результат воздействия химического оружия. Меня чем-то травили…

— Какого оружия? — взбодрился от моей неожиданной разговорчивости к.м.н. — Поподробней, пожалуйста.

— Это вы у майора поподробней спросите. — я кивнул в сторону Иннокентия Семёновича. — И, если не скажет, значит — государственная тайна!

Ох, как снова остро невзлюбил меня майор! Не будь здесь Мирей и этого к.м.н. он бы со мной разобрался! В клочки бы разорвал подлеца наверное! Я совершенно спокойно смотрел на него в ответ.

К.м.н. некоторое время наблюдал наше сражение глазами, но быстро понял, что каких-либо объяснений ему не добиться и мешать нашей битве больше не решился. Они с Мирей собрались и молча, как и пришли, ретировались из кабинета, и мы с майором остались одни. Но высказаться Вяземский не успел. Тотчас же дверь снова открылась и в кабинет вернулся полковник Богданов.

— Иннокентий Семёнович! Прошу вас на одну минуту…

И они вдвоём покинули кабинет. Но я сидел в одиночестве только несколько секунд. Что-то со глухим щелчком возникло в кабинете прямо передо мной. Я не успел испугаться, как увидел упомянутого ранее Пушкарёва. Это был точно он! И это было настолько неожиданно и неправдоподобно, что я вытаращил глаза, прижался спиной к спинке кресла и удивлённо открыл рот. Вот уж кого я не ожидал здесь увидеть сегодня! Позавчера поздно ночью мы с ним расстались возле дороги в пятнадцати километрах отсюда. На том самом месте, где сейчас зияла эта огромная воронка от взрыва. Я подумал тогда, что больше мы с ним не свидимся. Но, как видно, я ошибался.