Александр Шалимов: Эстафета поколений

— А что за рисунки у него на руках?

— Это так называемая татуировка. Она служила для украшения.

— Смыть нельзя?

— Нет, это накалывалось специальными иглами. Чтобы убрать, надо пересаживать кожу.

— Какое варварство! Чем они занимались в двадцатом веке!

— В его эпоху это встречалось уже редко: у некоторых народов Африки, Южной Америки…

— Но ведь он, кажется, не оттуда.

— Мог побывать там в молодости. Это остается на всю жизнь.

— Посмотрите, у него шрамы — на бедре, под ключицей, на виске.

— Да, да, да… На спине я тоже видел.

— Вероятно, следы ранений. Он мог участвовать в каких-то войнах. Они тогда много воевали.

— Подумать только! Он был мертв сто лет, а теперь дышит так спокойно… И мы совсем ничего о нем не знаем…

— Ну, кое-что знаем. Вот, пожалуйста, тут написано: «Джим Эммануил Гордон Мария Бокстер, сын Эммануила Филиппа Бокстера и Эльзы Марии Бокстер, урожденной Финкельштейн, баптист, президент акционерного общества PMS Согр, почетный президент правления Банка Святого духа, вице-президент UCP Согр, вице-президент…» и так далее… Тут еще две страницы такой же абракадабры.

— Можно попросить историков расшифровать.

— Зачем? Он сам объяснит, когда проснется. Это они обычно помнят. Беда в том, что нас интересует совсем другое, чего они, как правило, не помнят или не знают.

— Сколько же ему было лет, когда он…

— Сейчас посмотрим. Дата криоконсервирования… Вот… Дата рождения и смерти… Минутку… Что такое?.. Получается, что ему было… восемьдесят семь лет…

— Что за вздор?

— Смотрите сами! Даты пропечатаны четко, и текст здесь хорошо сохранился.

— А фотография, фотография? — послышались сразу несколько голосов.

— Фотография, как обычно… Вы же знаете, что цветные фотоизображения конца прошлого века оказались нестойкими и не выдержали проверки временем. Вот… блеклое пятно. Разобрать ничего нельзя.

— Они не восстанавливаются?

— Пробовали — не получается.

— Придется все-таки обращаться к историкам. Портрет этого президента, почетного президента и прочее должен же где-нибудь сохраниться.

— Либо да, либо нет. Их ведь столько было…

— Найдут, если это необходимо.

Профессор Норберт, который не принимал участия в разговоре и лишь следил за показаниями многочисленных датчиков, фиксирующих состояние пациента, поднял палец.

В операционной мгновенно стало тихо.

— Завтра, — негромко сказал профессор, — постараемся все выяснить. Если в его состоянии не произойдет изменений, разбудим его завтра в полдень. Вил, сообщите, пожалуйста. Публичной информации, что операция прошла успешно и состояние нашего пациента удовлетворительное. Благодарю вас, коллеги. До завтра…

— Сегодня я попрошу вас, Вил, быть возле него в момент пробуждения, — сказал профессор Норберт. — С ним в палате будете только вы. Я останусь на пульте управления и в случае необходимости помогу вам. Но входить к нему я пока не хотел бы. Пусть он сначала привыкнет к вам. Чтобы не волновать его, наденьте поверх комбинезона халат и шапочку, которые носили врачи в прошлом столетии. Вопросы как обычно… Первый контакт не более трех-пяти минут. После этого, если он не заснет сам, усыпите его.

— А видео- и звукозапись, профессор?

— Мы позаботимся об этом с пульта управления. Ваша задача — быть рядом с ним в момент пробуждения, успокоить его, задать первые вопросы, если он способен отвечать.

Через несколько минут Вил, облаченный в старинный медицинский халат и круглую белую шапочку, уже входил в палату, где под прозрачным колпаком лежал спящий пациент. В палате теперь царил полумрак, чтобы яркий свет не потревожил больного при пробуждении. Светился лишь контрольный экран за изголовьем, установленный так, что больной его видеть не мог. Вил внимательно оглядел пациента, бросил быстрый взгляд на экран. На экране застыли напряженные лица профессора и его двух помощников.

«Волнуются, — отметил про себя Вил, — ясно. Я — тоже… Хотя меня все это мало трогает».

Вил перевел взгляд на лицо пациента. Сегодня оно уже не было таким бледным, как вчера. Это было нормальное лицо спящего человека. Правда, привлекательнее оно от этого не стало…

«Едва ли он в свое время нравился женщинам», — подумал Вил, и ему вдруг стало чуть жаль этого человека. Но потом Вил вспомнил, сколько этому человеку лет, и усмехнулся.

— Что вы сказали? — спросил с экрана профессор.

— Ничего, — ответил Вил.

— Вы готовы?