Павел Сурков - Игра в Шекспира

Фрэнсис. Удивительно…

Мэри. Ничего удивительно, Мэннерс, ничего удивительного. Этот блестящий ум продолжает совершенствовать собственные сочинения, даже несмотря на то, что они закончены… И, кстати, это может еще послужить ему хорошую службу. Вы знаете, что затеяли Донн, Джонсон и Честер?

Фрэнсис. Вы об издании? Да, я слышал.

Мэри. Все пьесы Шекспира, одним томом — in folio. Вся наша мудрость под одной обложкой. Великолепный памятник. Памятник, которому нет цены. Он, словно феникс из пепла, возродит дух Роджера… Правда…

Фрэнсис. Правда, никто не будет знать, что речь идет именно о Роджере. Но — что поделаешь, иногда можно пойти и на такие жертвы. Чего не сделаешь ради вечности. Теперь осталось совершить тот самый, последний шаг в вечность. Самый-самый последний…

Елизавета. Какой же? Нет, только не говорите, что…

Фрэнсис. Да, милая моя. Он должен умереть.

(Звучит громкая, очень громкая музыка, во время которой идет резкая пантомима — мы видим всех персонажей, выстроившихся в круг, в центре которого — Рэтленд. Он мечется, рвется то к Елизавете, то к Фрэнсису, то к Бербеджу, то к Королю, то к Сесилу, но его все время отбрасывает в центр круга. Яркая вспышка, после которой — абсолютная темнота, мы слышим только шумное дыхание Рэтленда и звук, похожий на биение сердца. Постепенно это биение замедляется, пока не прекращается вовсе)

(Темное пространство сцены, сзади медленно движутся фигуры одетые в одинаковые серые балахоны. На переднем плане — Рэтленд, одетый точно в такой же балахон)

Рэтленд. И что, вот это — все? Вот так все заканчивается? Вот так, просто — бац! — и все прекратилось?

Хор (отделившись от фигур в сером). Именно так.

Рэтленд. Где я? Что это за место?

Хор. А какая, собственно, разница?

Рэтленд. Что значит — «какая разница»? Между прочим, разница есть, и еще какая! Я хочу, в конце концов, знать, где нахожусь и зачем я здесь.

Хор. Ну, положим, в театре.

Рэтленд. В театре? В каком театре? Это какая-то бессмыслица! И что же за спектакль, позвольте поинтересоваться, дают сегодня в этом вашем театре?

Хор. «Игру в Шекспира». Слышали, может быть? Очень модная пьеса. Новая. Совершенно новая. Но уже — невероятно популярная. Отбою нет от желающих посмотреть. Билеты проданы на два месяца вперед.

Рэтленд. И о чем пьеса?

Хор. О, вы даже не поверите! (достает программку, читает) «Театральная фантазия по мотивам жизни и смерти Роджера Мэннерса и Елизаветы Сидни в трех актах».

Рэтленд. Что за нелепица! Это же я! Роджер Мэннерс, пятый граф Рэтленд, это я! Что вы такое несете? Что вы себе позволяете, в конце концов?

Хор. Да ничего такого я себе не позволяю. Просто рассказываю вам о том, что это за пьеса. Надо сказать, чрезвычайно интересная.

Рэтленд. Интересная?

Хор. Я же говорю — чрезвычайно! Чрезвычайно!

Рэтленд. Это какой-то нелепый розыгрыш!

Хор. Да какой розыгрыш? Никто вас не разыгрывает. Пьеса. Драматическая. Частично даже — в стихах. Все, как любил покойный.

Рэтленд. Кто покойный?

Хор. Да кто там только не покойный! Все там уже покойные. Время знаете, сколько прошло…

Рэтленд. Сколько?

Хор. Достаточно. Достаточно времени прошло.

Рэтленд. Год? Десять лет? Сто?

Хор. Вам же сказано — достаточно.

Рэтленд. Для чего достаточно?

Хор. Для того, чтобы написать и поставить пьесу, как минимум. И все равно — его, времени, постоянно не хватает. Вот и теперь — ужасно жаль, что вы припозднились.

Рэтленд. Припозднился? Я — припозднился? Любезный мой, я вообще не собирался умирать! Что вы такое несете? Где я? Кто все эти люди?

Хор. О, милый друг, присмотритесь, присмотритесь — может быть, узнаете кого-то из тех, кто окружает вас на этой последней встрече…

(из потока движущихся фигур отделяется одна, откидывает капюшон, это — Елизавета)

Елизавета. Любимый…

Рэтленд. Жена моя…

Елизавета. Стой, стой… Как Улисс, спустившись в царство Аида, не смог обнять тень своей матери, так и ты сейчас не волен ощутить моего тепла… Тут нет прикосновений, тут нет осязания, тут другие чувства и другое время… Любимый, мне было так одиноко…