…И вдруг — что-то произошло? Но он сразу не понял — увлечённо продолжая работу…
Однако — уже легла некая тень. Что-то — оказалось не так, как представлял…
(Или… и он думал — что не просто воспринимает всё это? А — те прямо говорят с ним?
И вдруг — на смену доверию пришла непонятная насторожённость: в чём-то ошибся, допустил неловкость, выдал недозволенное?..)
«…Но как? Разве так не было? Было… иначе?»— будто донёсся беззвучный вопрос кому-то. Прямо — в пространство, в ночную тьму…
А в ответ — лишь кто-то гордо отвернулся, считая себя оскорблённым…
«…То есть… не хотите, чтобы я писал это о вас? — прозвучало уже отчётливее (и явно позже, в другой момент). — Вам неприятно? Но разве вы не сами открыли мне всё это?..»
(А Кламонтов — замер в тени дерева, боясь упустить… что?
Кажется — вскрылись некрасивые детали чьей-то семейной жизни, сомнительные знакомства? Но и влияло на точность фактов, и рушились — сами идеализированные образы?
И автору стало ясно: с ним — неоткровенны, многое скрывают, и как раз — существенное в ходе событий! Иначе и не стал бы специально допытываться… Но должны же понять — чем вызван его интерес?
Или даже — помимо самой моральной неловкости… Подробности — уже не прошлого, не ретроспекций — а главных событий, составляющих стержень сюжета? Что-то уже казалось нереальным — и он не мог предъявить такое массовой аудитории?..)
«…Но как вы так вложили листовки в печь, чтобы их вынесло наружу? Они так просто сгорят! А влезть на чугунную заводскую трубу, чтобы сунуть в самое жерло, и разнесло дымом… Тоже: какой температуры — сам дым, и труба? И с «проводами рации» — вообще не пойму! «Рация» — не телефон, у неё нет таких проводов! Так — что и откуда вы тянули? Зачем?..»
(Да, странно! Не могли сами участники событий — путать такое!)
Но — вновь и вновь, уже с холодной насторожённостью, подтверждали ему это! «Прохода рации» — тянули и держали зубами, пока шла связь; лезли по горячей трубе, чтобы разнесло с дымом листовки…
(И в довоенном прошлом — всё больше всплывало странных фактов: уже… и семьи у всех — чужие, и сплошь из пьяниц, и… физическое насилие там — обычное дело? И… он должен написать — что в таких семьях воспитали героев?.. А как же — то, что знал прежде? Неправду писал о родителях — передовиках производства? Приукрасили свои биографии, а теперь — стыдились реальных?..)
«…Я, что — затронул какую-то тайну? — не выдержал он снова. — Ну, почему вы так? Хоть объясните: в чём дело? Чем я вас обидел? Разве я — ваш враг?»
…А с ним — будто и не хотели говорить! Лишь некий осуждающий взгляд — устремлён в душу…
(И тут — понял! Или показалось, что понял?..)
«Так вы думаете, всё это… моя вина? — снова донёсся из какой-то давней ночи — сюда, в этот солнечный день — его беззвучный голос. — Что я заставил вас пройти всё это? И без меня — этого бы не было? Но — что же тогда было бы? Ведь шла война!..»
В ответ — молчание…
«Или… хотите сказать — и её не было бы? Вообще — Второй мировой войны? Что я — её придумал? Вы в этом обвиняете? То есть, вам кажется — вы говорите… с Гитлером? Или — с кем?»
Молчание…
«Ну ладно, оставим это… Но тогда — как должна была сложиться ваша жизнь? Вот — без всего этого? Тогда, в войну? Или уверены — и войны бы не было, не начни я писать о ней? А это ваше прошлое — нисколько вам не дорого? Готовы от него отказаться?»
Молчание…
«Или это… просто не вы? — опять ему показалось, что понял. — Но тогда зачем играть их роли? Разве я вас заставляю?»
Молчание…
«И чего вы хотите? Ну, что вам болит, если речь — не о вас? Хотите запретить мне писать о них? О тех, кого даже не знаете? Но почему? Что они сделали вам плохого — что прошли, пережили такое? И почему вы сразу со всем соглашались, входили ко мне в доверие под их видом? Чтобы поглумиться надо мной — или над ними?..»
В ответ — всё то же тупое молчание, тот же ненавидящий взгляд…
…— И вот тут, — раздался вдруг рядом (и почти звучно!) знакомый голос, заставив Кламонтова вздрогнуть, — я допустил страшную ошибку…
(Но — как? Снова — Киран?)
…— Так говорите, этого человека вы не знаете? — уже появилась будто кухня в чьей-то квартире, а за окном — высотные здания непривычных форм. А Киран — спрашивал об этом кого-то, сидевшего за столом, показывая ему фотографии. — Только вот этого? И кто он?
— Да это же он и есть, — с отвращением ответил человек за столом. — Предатель! Выдал всю нашу группу… А всё крутился вокруг нас, говорил, хочет «настоящего дела»! Но мы ему не верили. Вот он со зла и…
Читать дальше