Юрий Леляков - Точка в памяти миров [СИ]

…— Но каких миров? — вопрос Мерционова вернул его к реальности. — Не хочешь же сказать: здесь, на Земле, кто-то невольно «придумал» Фархелему такое? И придуманное — не может так, с ходу, случиться где попало! И народы чхаино-каймирской расы — многим отличаются от земных депортированных! Был же — и тот расстрел, что вспомнил Ромбов, и работорговля, и пленных держали в ямах… А это сейчас… в 90-х — уже не очень вспоминают! Оно — будто ни не трагедия, в отличие от депортаций! А в том, «добром» мире… Видите — уже говорю как о реальности! И наверно, не зря… Если — туда прорвалось, и там чувствуют? Где не подозревали подобного…

— Ужасно, если так, — согласился Вин Барг. — Мир, не знавший зла — и вдруг! Если — на самом деле…

— А тот, «злой» мир? — продолжил Мерционов. — Где… и так в порядке вещей? Что там кого смутило бы?

— Но что за миры, где? Или и есть — виртуальные проекции? «Добрые» и «злые» варианты — Фархелема, Земли? Сложившееся здесь и там — как бы «среднее», а это — «крайнее»? И — может быть? Столь же реальные миры — со своими обитателями?

И снова все трое умолкли в недоумении. Вело — уже в такую даль рассуждений и гипотез…

— Ну, это уж слишком, — неуверенно начал Мерционов. — Скорее мифология, чем реальность! Что-то вроде рая и ада… соответственно — со счастливыми и несчастными двойниками каждого из нас? И, что происходит с одним — как-то чувствует другой? Но например, я — такого не чувствую…

— Я тоже, — поспешно подтвердил Кламонтов.

— И тогда в поезде, в день затмения, — напомнил Вин Барг, — был всё-таки я; и в той киевской больнице… «Другой» я, верно — но не двойник!

— Нет, а если… Прорыв в иной, но тоже реальный мир — образа или ощущения здешних проблем? — снова предположил Мерционов. — И кому-то кажется — что там может случиться? И он — начинает искать выход? А заодно — и врага, который грозит это устроить?

— Да… Натворили земляне дел, если это так, — ответил Вин Барг. — Хотя и для нас эти «разоблачения» — как гром с ясного неба…

— И не добиться от старших: где вы были до них пор? — согласился Мерционов. — Ещё на тебя смотрят как на врага, если сомневаешься! Неважно, что сам не знаешь, где был с 1855-го по 1974 год: это — помнить обязан!

— И мы, и до нас сколько искали узел, — добавил Вин Барг. — Где же разрыв, если есть? А не просто — ложь тех, кто ищет оправдания…

— Почему воровали, доносили, — уточнил Мерционов. — Но с этим ясно: им дали всё как людям, а они — быдло! После громких слов о каторге на помещиков — массовый выезд в батраки на Запад; и уже во всём народная власть виновата, как тогда — помещик! И любой прежний лозунг — забудут, едва став выше чином; и на бывших доносчиков — донесут, оправдывая свою пустоту и подлость…

— Но разве мудрым не очевидно, чего это стоит? — задумался Кламонтов. — Хотя… У нас — сколько веков и мудрые искали ответ не там…

— А у нас? — напомнил Вин Барг. — Тоже: дворцы-казармы, где ни у кого — ничего личного! Верх достижений таких мыслителей…

— Но там не то, — напомнил и Мерционов. — Именно — чужеродный прорыв извне. И непонятно: чувство — у кого, прорыва — чего…

— И та же проблема: где остаётся отвергнутое виртуальное? — напомнил Вин Барг.

— Думаем: что убрали, то убрали, — согласился Мерционов. — Что замкнуто, то замкнуто…

— А оно где-то есть в какой-то форме, — так же тревожно согласился Кламонтов. — И, если может прорваться…

— В другой мир, где есть некие соответствия, — задумался Вин Барг. — И чтобы там поняли: сброшено нарочно…

— Столь масштабное, что не меняет судьбу всего мира, — добавил Мерционов.

— А что сброшено, и как изменило — трудно понять, — пролежал Вин Барг.

— Но… не это, что мы пока нашли в памяти вагона? — Мерционов тоже задумался. — Или…

— Хотя… Про отсечение ног — там не было, верно?

— Не было…

— А депортации… Это — нужна своего рода «интуитивная готовность»: насильник — «имеет право»! Или… С чистой совестью — за справедливость бороться легче! А вот если сам — рабовладелец, работорговец, или вправду служили врагам… Но не забудьте: я — не совсем землянин! И нас бы — так не погнали! И у нас — детей, сорванных с постели среди ночи, родители не бросали на произвол «исполнявших долг»! А тут… Только спустя годы — в крик…

— И виновных в чём кто-то ищет? — снова повторил Кламонтов. — Разве не понял, что случилось?

— А если и не понял? — переспросил Мерционов. — Горе, обиды — затмили разум? Потеря близких, каких ни есть! И им неважно — как те вели себя с другими… Хотя, как и у «афгaнцeв»: долг долгом, присяга присягой — а что творили, простить нельзя…