Юрий Леляков - Точка в памяти миров [СИ]

А хорошее оно всё-таки было, это столетие. Вспомнилось — как улетали из Солнечной системы, как удалялись от Земли, как она исчезала в сиянии Солнца и бортовые телескопы уже не регистрировали её, как удалялось и само Солнце, как постепенно, с каждым выходом из анабиоза, собственное изображение Солнца всё больше и больше тонуло в дифракционных кольцах. Как много всё-таки можно передумать в одну секунду, когда под влиянием сильных переживаний ускоряется работа мозга… 9. 99. 96… 9. 99.97…

А, может быть, надо было специально посмотреть на Солнце, когда мы ещё были в открытом космосе — последний раз в уходящем столетии? Да где там! Не до того было… 9. 99… 98…

Экран вдруг замерцал. Красно-синие столбы света чередовались со сплошной белизной в какие-то доли секунды. 9. 99. 99…

Мне показалось, что и во мне что-то вспыхнуло, раскрываясь навстречу новому столетию…

Всё изменилось мгновенно. Мигание на экране перешло в неуловимые переливы света — жёлтого, зелёного и розового цвета, которые чем-то напоминали процессы в живой клетке. Не знаю, правда, как я заметил это движение в тот же момент, когда все девятки сменились нулями, и дата на табло — 31 декабря… превратилась в 1 января…» (А сами годы — как переправлены? 2201-й встречали — или 2301-й?) «…Но сразу же, в первую секунду нового века, я понял, что это и есть образ наступившего столетия Красно-синие «звёздные» цвета двадцать…» (пропуск) «…века означали тут наш полёт, мягкие «планетные» наступившего двадцать…» (ещё пропуск) «…его завершение и высадку на планету, которую мы даже ещё не видели в прямом смысле этого слова и не знали, что она собой представляет. В одном мы не сомневались — в её подобии Земле, как это зарегистрировал сверхмощный телескоп в тридцать седьмом году, и — что киборги в любом случае смогут приспособиться к жизни на ней…»

— И что я сомневалась… с самим веком? — снова задумалась Ольга. — Какой они там встречали…

«…Почему я вспомнил сейчас именно встречу нового века? Не знаю. Наверно, потому, что она показалась мне самым ярким событием полёта. Аварии же и до того было достаточно…»

— А это уже новая глава? — шёпотом спросил Андрей, и Ольга кивнула в ответ.

«…причём и гораздо более серьёзных, чем попадание межзвёздной частицы в сопло двигателя. Первая случилась ещё 27 июня пятьдесят шестого года, когда реактор вышел из-под контроля…» (пропуск) «…и каждую секунду угрожал взрывом. Плохо помню, как мы его тогда ремонтировали — там работало скорее подсознание, чем сознание. 14 марта шестьдесят седьмого неожиданно вышла из строя система теплоотвода. Температура поднималась, Эри Лат и Фиар Клем вытягивали в пространство раскалённый стальной трос. И то же самое было 21 мая восьмидесятого года — но мы уже имели опыт, и не дали температуре подняться до точки кипения этилового спирта…»

— А это же 78 градусов! — прошептала Ольга. — И представила, что такое было у них на борту…

«…Шесть раз, кроме того, мы выходили в открытый космос для ремонта наружной аппаратуры. Последний раз — 1 июня позапрошлого года, так что пожелание Рон Лима сбылось не полностью. А просто профилактические осмотры и ремонты и сосчитать трудно — их мы проводили каждый раз после очередного анабиоза. Но самый крупный ремонт был сразу после выхода из торможения. В режим торможения мы перевели звездолёт 28 марта 2109 года…» (вот — неисправленная дата!) «…перед тем, как лечь в последний анабиоз. Ложились, конечно, с тревогой — кто знает, какой сюрприз мог ожидать нас при торможении с начальной скоростью, чуть превышающей одну шестую световод. Мы знали, что в случае аварии автоматика разбудит нас, но всё равно боялись — а вдруг не успеет сработать? Проснулись, сразу все одновременно выскочили в салон — а там расчётное время, 24 января 2110 года, 0. 00. 03. На этот раз нам повезло…

С тех пор мы уже не ложилась в 299-суточный анабиоз, а отключались на четыре часа в сутки, как и на Земле. Перегрузка уступила место нормальной земной гравитации, которая, впрочем, потом снова стала уменьшаться. Планетная система 61 Лебедя приближалась. Крупные планеты — две у главной звезды и одну у спутника — мы yжe ясно видели невооружённым глазом. Наконец мы увидели в телескоп и цель нашего полёта. Это были две внутренние планеты главной звезды. Мы скорректировали движение звездолёта, но не окончательно. Предстояло ещё выбрать между двумя планетами.