Джек Вэнс - Лазурный мир

«Насколько я понимаю Аналекты, — сказал Скляр Хаст, — все Первоплаватели описывают Исходные Миры как средоточие безумия».

«К заявлениям такого рода следует подходить с осторожностью. Не забывай, что Первоплаватели были людьми, мало отличавшимися от нас самих. Некоторые из них принадлежали к самым уважаемым кастам Исходных Миров перед тем, как, по их словам, люди, захватившие власть, приступили к жестоким преследованиям, что привело, как мы знаем, к захвату Космического Корабля предками и к их побегу на эту планету».

«Все это очень запутано, — заметил Хаст, — и, по всей видимости, практически неприменимо к нынешней ситуации. Например, они не объясняют, как варили лак в Исходных Мирах или как приводились в движение их кораклы. Водились ли в Исходных Мирах хищные паразиты, подобные крагенам? Если водились, как соплеменники Первоплавателей справлялись с ними? Убивают ли там морских чудищ? Или кормят их губками? Насколько мне известно, Первоплаватели ничего не говорят о таких вещах».

«По-видимому, эти проблемы их не слишком беспокоили, — задумчиво предположил Кельсо. — Иначе они посвятили бы им многословные тексты. Они многого не объясняют. Так же, как среди нас, различные касты в Исходных Мирах, судя по всему, обучались различным профессиям. В этом отношении особенно любопытен мемуар Джеймса Брюне. Подобно другим, он заявляет о своей принадлежности к нескольким кастам одновременно: ученых, фальсификаторов и кавказцев. В нашем мире все эти касты исчезли, так как фальсификаторы стали лихоимцами. Часть его мемуара содержит довольно-таки стандартные призывы к добродетели. Но в начале он говорит следующее». Кельсо открыл том и прочел вслух:

«Нашим потомкам — детям и внукам — мы не можем передать в наследство никаких материальных ценностей. Мы не привезли с собой на эту планету ничего, кроме себя и того, что осталось от опыта нашей погубленной жизни. Несомненно, здесь мы умрем — такая судьба, скорее всего, предпочтительна смерти на Новом Оссининге, но ни в коем случае это не то, на что мы надеялись. Сбежать из этого мира невозможно. Из всей нашей группы только у меня есть техническое образование — причем я успел забыть почти все, чему меня учили. И как это образование пригодилось бы здесь? Это благоприятствующий человеку мир, состоящий из океана, воздуха, солнечного света и водорослей. Суши здесь вообще нет. Для того, чтобы сбежать отсюда — даже если бы мы умели построить космический корабль, чего никто из нас не умеет — потребовался бы металл, а металла на этой планете нет. Даже для того, чтобы передать радиосигнал, потребовался бы металл. Его у нас нет... У нас нет глины, чтобы делать горшки, нет кремнистого песка, чтобы делать стекло, нет известняка, необходимого для смешивания бетона, нет руды, из которой можно было бы выплавлять металл. Тем не менее, если подумать, не все так безнадежно. Зола по химическому составу сходна с глиной, пригодной для обжига. Скорлупки фораминифер содержат кремний. Наши собственные кости стали источником извести. Низкокачественное стекло с очень высокой температурой плавления можно изготовить, если смешать эти три ингредиента в надлежащей пропорции. Надо полагать, в морской воде содержатся различные соли, но как извлечь из них металл в отсутствие электричества? Наша кровь содержит железо, но как его извлечь? Странное беспомощное ощущение вызывается необходимостью жить в мире, где самый твердый материал — мои собственные кости! В прежней жизни мы рассматривали такое множество различных вещей как нечто само собой разумеющееся — а теперь возникает впечатление, что никто не способен сделать что-нибудь из ничего... Над этой проблемой придется подумать. Изобретательный человек может творить чудеса, а я, успешный фальсификатор — или, точнее говоря, почти успешный — бесспорно изобретателен».

Роджер Кельсо прервался: «Так кончается глава».

«Скорее всего, он не был очень решительным или влиятельным человеком, — заключил Скляр Хаст. — Правда, что мы нигде не можем найти металл, но дикари презрительно выбрасывают его».

На скамье перед ними лежал кусочек металла, некогда украшавший рабочий кабинет Барквана Блазделя. Хаст поднял его, взвесил на ладони: «Прочный материал, ничего не скажешь!» Он взял примитивное медное ожерелье, найденное на диком плоту: «Вот в чем великая тайна! Каким образом дикари получают медь?»

Роджер Кельсо глубоко вздохнул и недоуменно покачал головой: «Рано или поздно мы это узнаем». Он вернулся к мемуару: «В следующей главе, через несколько месяцев, Брюне пишет»: