Кир Булычев - Орион (Сборник научно-фантастических повестей и рассказов)

Нет, путь создания искусственных органов, сконструирован­ных, или — лучше — выращенных, может быть, окажется более перспективным. Жаль, что мы стоим лишь в самом начале этого пути, но ведь уже стоим. Пусть первый человек с искусственным сердцем Б. Кларк прожил всего несколько месяцев, но ведь про­жил, и вечная ему благодарность от человечества за то, что он разрешил поставить на себе этот опыт. Пусть и это электромеха­ническое сердце мало было похоже на человеческое, это тоже лишь вопрос техники. Конечно, и здесь возникают свои проблемы.

Опасности, связанные с экспериментами над человеческими «деталями», проницательно почувствовал А. Беляев. Пользуясь правами фантаста, он заострил проблему до предела — его персо­наж «пересаживает» не отдельный орган, а целую голову, целое тело. Вряд ли такая операция станет когда-нибудь возможной, но главное свойство фантастики как раз и заключается в гиперболи­зации, в преувеличении, в обобщении жизненных явлений, дове­дении их до логических концов, в этом не только ее специфика, но и ее оправдание как самостоятельной литературной дисциплины.

А. Беляева надо хвалить за смелое допущение, а его по привычке ругали все за ту же «ненаучность...»

Наиболее содержательна и интересна в романе первая часть, в которой мы знакомимся с тремя отрезанными головами, и прежде всего с головой Доуэля, который был предварительно убит его неблагодарным учеником с подлой целью — оживить мозг выдаю­щегося ученого и заставить ого работать на себя; выдавая дости­жения Доуэля за свои собственные. Керн пытает несчастную голо­ву; это, правда, несколько отдает фильмом ужасов, но мысль ясна:

писатель хочет сказать, что генцй и злодейство — вещи несов­местные.

А вот достаточно достоверно передать жуткие и ни на что не похожйе ощущения голов, которые живут без туловищ, равно как и чувства окружающих эти головы людей, писатель не смог. Впрочем, справиться со столь сложной задачей смог бы разве что человек, обладающий талантом Достоевского. А люди не давались Беляеву; конечно, все относительно, но будем все-таки вести отсчет от вершин мировой фантастики. Керн — это абсолютный злодей, чернота без просвета, как и сообщник Керна — директор дома умалишенных Равелино; ассистентка Керна Лоран — это голубое без пятнышка воплощение прямодушия, а три молодых человека, принявших активное участие в спасении девушки и разоблачении Керна, совсем неразличимы. Лучше обстоит дело с образом Брике, певички из кабаре с чужим телом; история с ее побегом из боль­ницы Керна и вынужденным возвращением придумана велико­лепно. Но и тут, подметив, что молодое, девственное тело физиологически облагораживает вульгарную шансонетку, автор не сумел убедительно изобразить ее внутренний перелом. А потому конф­ликт в душах, конфликт в пределах этого замкнутого круга людей оказался быстро исчерпанным, и писатель, чтобы избежать топта­ния на месте, переводит стрелки на простор традиционного при­ключенческого действа, в котором психологию заменяют собы­тия: побеги, похищения, сумасшедшие дома, куда запросто засажи­вают здоровых людей, драки и тому подобная чехарда. И хотя сыну профессора Доуэля удалось расквитаться с убийцей отца, нравственный потенциал романа оказался израсходованным в пер­вой половине.

Бедяевская ситуация — «тело одного + голова другого» таит в себе заманчивые сюжетные возможности, она неоднократно за­имствовалась различными фантастами. Нот как всегда бывает со вторичностью, свежести первооткрывателя они не достигали.

Одна из последних попыток разработать по-своеМу данный сюжет принадлежит симферопольской писательнице Л. Ягупновой. В по­вести «Твой образ» (1979) она перенесла действие в наши дни, в наши советские условия, где, конечно, нет места никаким Кернам, но неразрешимость конфликта сохраняется.

Еще большей популярностью среди юношества пользуется «Человек-амфибия» — история об индейском мальчике, которому гениальный хирург Сальватор врезал в детстве под лопатки жабры молодой акулы, благодаря чему тот приобрел способность дышать под водой. Подросткам близок герой — мечтательный, добрый, благородный Ихтиандр, «человек-рыба».

Опять-таки, к этой фантастической посылке можно подойти с точки зрения физиологии и с точки зрения этики. Честно говоря, реальная осуществимость подобной операции равна нулю, сращи­вание тканей таких эволюционно далеких видов вряд ли когда-нибудь станет возможным. Это, впрочем, не должно нас смущать.