Любен Дилов - Научная фантастика

Если позволите, я сравнил бы то, что Вы могли бы увидеть на моем месте, именно с такой картиной. Миры рождаются и исчезают, немеркнущая жизнь вспыхивает тут и там, — в бесчисленном множестве мест одновременно, как солнечные лучи одновременно освещают сотни и тысячи капель в каменной бездне. Большое и малое, миг и вечность, свет и тьма возникают не одно за другим и даже не одно из другого, а — лучше всего сказать — одно в другом, точно так же, как каждая капля рождается всем водопадом, а весь он — каждой своей каплей.

Но картина моего мира еще более удивительна для вас: струи этого водопада не падают вниз, не бьют вверх, не отклоняются ни направо, ни налево, но проникают всюду, прикасаются ко всему , их движение трудно постичь человеческим умом, ибо его причина — не толчок и не собственная тяжесть, оно не вызвано взаимодействием элементов или притяжением и отталкиванием полей, наоборот: оно само порождает и то, и другое, и первое, и последнее… ведь если Вы встанете достаточно близко к водопаду, то ощутите какую-то одну часть его стремительного бега кожей, другую — посредством слуха, третью — благодаря способности различать запахи, а четвертую, в виде жемчужно-прозрачной пыли, увидите глазами; но Вы не сможете сказать, какая именно из них — первопричина Вашего восторга перед всей этой прекрасной устремленностью, и какая — его следствие.

Простите мне, если я ошибаюсь; у меня нет ни кожи, ни глаз, ни какого-либо проводника к вашему миру; только высочайшая концентрации энергии все еще позволяет мне создавать послания, но контакт может прерваться в любую минуту… И потому тороплюсь сказать: человече, выйди под небо и встреть самого себя в точке пересечения двух твоих лучей; постигни собственную сущность в единстве всего сущего, всех тел и полей, всего круговорота вечности; ты заблудился на поверхности Мёбиуса — тебе и одолевать ее!

Человече…

ММПП 4-12-20-28

Душа изношена, губы искусаны, мозг пульсирует как огромный нарыв и готов лопнуть от боли… И я бы сделал это , — о, да, и все было бы уже кончено, если бы не твое письмо!

Твое письмо, несчастный! Заклятый мой друг! Как ты узнал? Как ухитрился подсунуть его в почтовый ящик именно сегодня, в этот вечер? Ведь я уже и таблетки купил… сколько можно было ждать! Считай: да, я ждал одиннадцать лет, семь месяцев и три дня… Числа-то все как на подбор, везучие, как говорят игроки… люди, играющие в игры азартные, как моя жизнь… — Яждалтебя… Небыло дня, чтобы я не заглянул в почтовый ящик, чтобы не искал в куче телеграмм, анонимок, приглашений, угроз, жалкого слюнтяйства и ничего не значащих обломков былой дружбы, судебных повесток, извещений о разделе имущества и алиментах, счетов, квитанций и прочего мусора… чтобы не проверял, не попадется ли необыкновенно тонкий, бесплотно прозрачный листок? Один-единственный, больше мне и не надо… А его все не было и не было — одиннадцать лет, семь месяцев и три дня… все не было… Поверь, дружить с тобой невыносимо трудно, от твоих темпов можно свихнуться…

Сегодня я проснулся с привкусом снотворного на губах; и не потому, что пил таблетки вчера, а потому, что хотел выпить сегодня. Сильно, адски сильно хотел! Много, адски много снотворного… чтобы выспаться раз навсегда… Купил девять пузырьков, в девяти аптеках по девяти рецептам… весь день угробил на эту операцию… Девяти мне бы хватило, но девять, — это для твоего сведения, — тоже везучее число.

Почему я это решил? Почему, почему… А почему бы и нет, скажи?

И вдруг получаю… не листок, а целых пять! Пять листков! Нелегкая тебя возьми, что мне теперь делать с девятью пузырьками снотворного?

Значит, все это время, пока я сходил с ума, ты писал? Какое там писал — творил, создавал свои пять страничек из ничего? Из пустоты, что окружает тебя? Пустоты, твое имя для которой — Время? Невероятно! И я не поверил бы тебе, если бы не откопал в разжиженном отчаянием и спиртом мозгу тот самый случай. Я его вспомнил так ясно, будто это было несколько часов, а не полвека назад… впрочем, тебе наши меры ничего не говорят! Но и ты можешь ошибаться: я расскажу, как все было на самом деле.

Тогда мы с Генчо, моим первым другом — и последним, ибо он тоже, уже не помню когда, перекинулся к бесхребетным, — шли по улице. Дело было летом, где-то около полудня, без пяти двенадцать или в пять минут первого. Мы остановились на перекрестке, и я действительно испытал странное желание пойти кружным путем (мы собирались в кондитерскую пить лимонад) и даже, кажется, предложил ему этот вариант.