Джеймс Роллинс - Алтарь Эдема [litres]

– Нам не позволят уйти.

Пыхтя и задыхаясь, Малик взбежал на последние ступени и увидел впереди свет в конце тоннеля. На протяжении всего бегства Малик крепко прижимал к груди криогенный термос. С тех пор как Саддам закидал первоначальный очаг зажигательными бомбами и засыпал хлоркой, взять новые запасы вируса просто негде.

С ним я смогу начать сызнова. С Беннеттом или без него.

Из этого замороженного семени можно вырастить целые армии. И совершенно неважно, кто именно финансирует работы. Правительства, готовые принять расходы на себя, найдутся всегда. Если не Соединенные Штаты, то какая-нибудь другая страна. А он, как свободный художник, сможет заломить любую цену.

Добравшись до конца тоннеля, Малик выскочил наружу.

Солнце уже село, но небо на западе еще багрово рдело.

Вертолетную площадку устроили на вершине холма. Асфальтовый круг, разрисованный желтой краской, как мишень, не давал лесу отвоевать эту высоту. Малик бегом припустил по щебеночной дорожке, слыша докатывающийся сюда басовитый рокот вертолетного двигателя, одолел подъем и увидел крутящиеся винты. Добравшись до края асфальтированной площадки, окликнул пилота. Тот в летной куртке стоял на дальнем краю, глядя на берег. Щелчком послав прочь окурок со столбиком пепла, он повернулся и стремительно пошел к «вертушке».

Малик встретил его у открытой дверцы.

– А где мистер Беннетт? – спросил пилот.

– Погиб, – напустив на себя озабоченный и горестный вид, ответил Малик. – Попал в засаду.

Пилот поглядел в сторону тоннеля, будто взвешивая, стоит ли проверять достоверность рассказа. Малик нарочито посмотрел на часы.

– У нас в запасе менее десяти минут. Отправляемся сейчас или никогда.

Озабоченно поглядев на собственное запястье, пилот наконец кивнул.

– Грузитесь. Надо бы увести машину подальше от взрыва.

Пока пилот устраивался за джойстиком, Малик забрался на заднее сиденье. Через считаные секунды двигатель взревел и лопасти начали рассекать воздух быстрее. Машина дернулась, отрывая полозья от асфальта, и дух у Малика занялся.

И стоило ему просто утратить физический контакт с островом, чтобы его отчаянно колотящееся сердце забилось ровнее. Бережно держа свою замороженную драгоценность на коленях, он посмотрел в окно. Деревья стремительно уходили вниз, впереди развертывался простор моря, суля все сокровища мира.

Малик позволил себе улыбнуться.

– А чем это воняет? – крикнул пилот во всю глотку, чтобы перекрыть рев двигателя.

Малик даже не понял, о чем речь. Потянул носом, опасаясь почуять утечку топлива или дым. Времени ни на какой ремонт совершенно нет.

– Что вы везете? – крикнул пилот. – Смердит так, будто животное там насрало!

После этих слов и Малик наконец обратил внимание на зловоние, постоянно окружавшее его в лаборатории и потому слишком привычное. Оно въелось в одежду, волосы, даже в поры кожи.

Он понюхал рубашку – свежевыстиранная.

Когда он поднял голову, запах стал сильнее. Это не от него. Малика охватил страх.

Он обернулся к небольшому багажному отсеку позади сиденья, заглянул поверх спинки, и сердце у него затрепыхалось.

Из-за сиденья на него с кровожадной ухмылкой таращилась зверская рожа. Гомункул кое-как втиснулся в узкое пространство – должно быть, забравшись на борт, когда пилот отошел покурить. Малик заметил старые хирургические шрамы, – а заодно дискообразный предмет, привязанный у него к груди.

Игольчатая мина.

Год назад Дункан испытал воздействие взрыва на взрослом подопытном самце, осмелившемся врезать кулаком одному из его людей. После Малик видел труп – все ткани были буквально содраны с костей, – а экземпляр, по словам Дункана, прожил после этого еще добрую минуту.

Его накрыло паническим ужасом.

– Нет, – взмолился Малик. – Только не это…

Но тварь с холодной усмешкой подняла ладонь к центру мины и нажала на взрыватель.

Лорна услышала отдаленный взрыв. Поначалу испугалась, что это остров уже взлетает на воздух, но ничего страшного не произошло.

У нас в запасе еще не менее восьми минут, прикинула она. Но как распорядиться этими последними минутами?

Стоя рядом с Джеком, Лорна продолжала следить за безмолвным поединком между детьми и старшим поколением, смысла которого не понимала, но подозревала, что два интеллекта – один нарождающийся и чистый, а другой исковерканный пытками – сражаются за господство. А может, что-то менее брутальное – скажем, прощупывание на совместимость. А может, раз они взросли порознь, слияние вообще невозможно.