Вспыхнула и замигала сигнализация на пульте радиоперехвата, запрыгал, отскакивая от стен, акустический зайчик тревожного сигнала.
— Прошу прощения, — офицер связи переключил какой-то тумблер, несколько секунд считывал с компьютерного экрана неровные строчки перевода. — Им удалось подавить создаваемые нами помехи. Они передали в эфир короткое сообщение. По открытому каналу, не кодированное.
— Просят помощи?
— Нет. Сообщают, что атакованы крейсером двуполых теплокровных, землян то есть, в секторе «Джи-19». Что уйти невозможно и гибель близка. Прощаются.
— Цель в пределах досягаемости носового лазера.
— Зарядка полная.
— Залп?
Черноволосый юноша-лейтенант вопросительно смотрел на адмирала, ожидая приказа.
— Ну же.
— Залп, командор?
— Бомбардир Фуй Ко, уберите палец с гашетки. — Голос адмирала прозвучал звонко и неожиданно для него самого. Но тут же он понял, что говорит правильно. — Залп отменяется. Застопорить ход. Отключить от энергосистемы артиллерийские установки.
Будто тугая струна лопнула под черепом адмирала. И его обдало волной какой-то удивительной радости. Необычайная обволакивающая легкость сменила то тяжелое недоумение, с которым адмирал всего четырнадцать минут назад отдал приказ начать преследование.
«Как же, почему?» — запульсировала в сознании каждого мысль. А пальцы уже сами нажимали нужные кнопки, а глаза отыскивали циферблаты и шкалы необходимых приборов, выполняя распоряжение.
Легкий толчок. Мгновение невесомости. Гул гравитаторов, компенсирующий исчезновение силы тяжести. Зуммер отбоя.
— Докладываю остановку двигателей.
— Докладываю энергоблокирование артсистем.
— Отбой боевой тревоги.
И адмирал почувствовал на себе недоуменные взгляды людей, только что беспрекословно подчинявшихся его приказаниям.
— Господа, — обратился он ко всем, — я принял решение не уничтожать этот звездолет. Совершенно очевидно, что он не вооружен и не может представлять опасности для кораблей Геоцентрической федерации.
Тишина повисла над ним, как топор. Скажи он, что решил направить свой крейсер в печь ближайшего солнца или взорвать его со всем экипажем — тишина и то не была бы такой тяжелой.
— Да, господа, — еще одна металлическая струна, стягивающая мозг адмирала, лопнула, и сознание его будто расширилось, стремительным скачком заполняя все новые, ничем не занятые до того черные ледяные пространства, и превращая их в благодатные оазисы разума. — Я принял решение также отказаться от нападения на все остальные корабли Диэльской культуры, которые встретятся нам на пути. Разумеется, мы окажем сопротивление, если будем атакованы первыми. Но уверен, до этого не дойдет.
— Что с вами, господин адмирал? — первый помощник выговорил это негромко, почти шепотом. — Что случилось?
— Неужели вы не чувствуете, джентльмены, что диэльские головоноги, которых мы едва только что не разнесли в клочья, внутренне отвергают сегодня всякую мысль о сопротивлении земному оружию? Их раса на грани исчезновения, война, в которой они погрязли четверть века назад, подорвала жизненные силы их цивилизации. И гибель каждого звездолета неуклонно приближает мир диэльцев к закату. Неблагодарное дело добивать поверженного. И мы с вами этим заниматься не будем, — адмирал говорил легко и свободно, будто плавая в океане того, что вдруг прорвалось сквозь плотины уставов, инструкций, запретов и теперь наполняло его жизнь новым содержанием. — Мне трудно убедить вас словами. Но то, что я говорю, не так уж и важно. Рано или поздно вы и без слов все поймете, как уже понял я.
Звезда диэльского корабля стала крошечной, едва различимой голубой точкой.
— Передайте открытым текстом на астролингве: «Не имею причин преследовать вас. Можете следовать прежним курсом на прежней скорости».
— Но ведь они…
— Не они. Их предки, ведь диэльцы живут недолго, максимум одиннадцать земных лет, совершили когда-то ошибку, став нашими врагами. Ошибок и мы совершили немало. Уже почти ничто не связывает тех, за кем мы охотимся, с их предшественниками, развязавшими галактическую войну. Какое ужасное, невыносимое дело — война. И ведь я сам еще недавно не понимал этого.
Адмирал прислушался к замирающему звуку металлической струны. Неудержимое чувство единения со всем миром разрасталось в нем, он попытался было сказать об этом, но тут же понял, что фразы, в которые ему удастся облечь этот новый смысл, будут отскакивать от сознания окружавших его людей, как сухие горошины от бетонной стены. И понял еще, что стена непонимания между ними ненадолго. Пройдет день, два, неделя, и они снова смогут общаться на равных.
Читать дальше